Бренд уронил руку. Все взгляды были прикованы к нему, и он почувствовал, что его щеки горят, как от удара.
— Узнали что? — пробормотал он, хотя ответ был ему прекрасно известен.
— Что ты разговаривал с этим калекой о том, что случилось на моей тренировочной площадке.
Упала тишина, и Бренд почувствовал себя так, словно его внутренности проваливаются в задницу.
— Колючка не убийца, — умудрился сказать он.
— Эдвал мертв, и она его убила.
— Вы назначили ей испытание, которое она не могла пройти.
— Я назначаю испытания, — сказал Хуннан. — Прохождение зависит от вас. И это испытание ты провалил.
— Я сделал то, что было правильно.
Брови Хуннана приподнялись. Не сердито. Удивленно.
— Говори это себе, если помогает. Но мне надо следить за тем, что правильно для меня. За тем, что правильно для людей, которых я учу сражаться. На тренировочной площадке мы ставим вас друг против друга, но на поле битвы вам надо сражаться вместе, а Колючка Бату сражается против всех. Пусть люди умрут, лишь бы она могла помахать мечами. Им лучше без нее. И им лучше без тебя.
— Мать Война выбирает тех, кто будет сражаться, — сказал Бренд.
Хуннан лишь пожал плечами.
— Пусть тогда найдет тебе корабль. Ты хороший боец, Бренд, но ты не хороший человек. Хороший человек прикрывает напарника. Хороший человек держит оборону.
Может, Бренду стоило прорычать «Это нечестно», как сделала Колючка, когда Хуннан разбил ее надежды. Но Бренд не особо умел говорить, и слов у него не было. Не было злости, когда она была на самом деле нужна. Он даже не пикнул, когда Хуннан повернулся и ушел. Даже не сжал кулаки, когда парни шли за мастером над оружием к морю. Парни, с которыми он тренировался эти десять лет.
Некоторые смотрели с презрением, некоторые удивленно. Один или двое, проходя, даже сочувственно похлопали его по плечу. Но все они прошли. На берег, к бушующим волнам и с трудом заработанным местам на кораблях, которые там покачивались. К своим клятвам преданности, в набег, о котором Бренд мечтал всю свою жизнь. Последним шел Раук, держа руку на рукояти отличного нового меча, ухмыляясь через плечо.
— Увидимся, когда мы вернемся.
Бренд долго стоял один не двигаясь. Один, в позаимствованной кольчуге, и с чайками, кричащими над этой громадной полосой песка, теперь уже пустой, если не считать отпечатков ног людей, которых он считал братьями. Бренд еще долго стоял один после того, как последний корабль отошел от берега и вышел в море, унося с собой его надежды.
С надеждами так часто бывает.
Яд
Та Кто Напевает Ветер напела чертовски ужасный ветер на пути из Скекенхауса, и их снесло на много лиг от курса.
Они яростно гребли, а Ральф рычал ругательства, пока не охрип. Весла спутывались, и каждый из команды промок насквозь от соленых брызг Матери Море и фыркал, как рыба. Колючка весьма сильно боялась, но напускала на себя храбрый вид. Все виды, которые она на себя напускала, были храбрыми, но этот был еще и зеленым, поскольку корабль скакал, как необъезженная лошадь, и Колючку от этого тошнило так, как никогда прежде. Казалось, все что она когда-либо съела, отправилось за борт, на весло или ей на колени, и половина вышла через нос.
Внутри Колючки тоже бушевал сильный шторм. Головокружительная волна благодарности за то, что ей вернули жизнь, теперь отошла, оставляя ее пережевывать горькую правду о том, что она променяла будущее отважного воина на будущее министерского раба, скованного своей же поспешной клятвой, ради целей, которыми Отец Ярви не собирался делиться.
Хуже того, она чувствовала, как приливает кровь, в животе кололо от боли, грудь ныла, и гнев закипал даже сильнее обычного. Насмешливый хохот команды над ее тошнотой мог бы довести до убийства, если бы она могла отодрать крепко сжавшиеся пальцы от весла.
И вот на трясущихся ногах она, шатаясь, спустилась на причал Йельтофта. Камни Тровенланда были покрыты лужами от вчерашнего шторма, блестящими на утреннем солнце. Спотыкаясь, она шла через толпу, подняв плечи до ушей, и каждый вопль торговца, каждый крик чайки, каждый грохот фургона и стук бочонка впивался в нее, словно нож. Излишне сердечные хлопки по спине и фальшивые смешки тех, кто должны были быть ее приятелями, ранили еще сильнее.
Она знала, о чем они думали. Чего ожидать, если ставишь девчонку на место мужчины? И она бормотала проклятья и клялась придумать месть, но не смела даже поднять голову, боясь, что ее снова вырвет.
Это была бы та еще месть.
— Только не сблевани перед королем Финном, — сказал Ральф, когда они подошли к видневшемуся вдали замку, мощные балки которого были покрыты красивой резьбой и позолочены. — Он знаменит своим нравом.