— Как легкомысленно с вашей стороны, — сказал Отец Ярви.
Мастер над оружием сжал кулаки, но королева заговорила первой.
— Какое наказание полагается за такое убийство?
— Виновного раздавят камнями, моя королева. — Министр говорил спокойно, словно они обсуждали, как раздавить жука, а не человека. Человека, которого Бренд знал большую часть своей жизни. Человека, который не нравился ему почти столько же времени, но все же.
— Кто-нибудь скажет в защиту Колючки Бату? — прогремел король.
Эхо его голоса стихло, и опустилась гробовая тишина. Пришло время сказать правду. Сделать хорошее. Встать в свете. Бренд посмотрел на Зал Богов, слова так и просились выскочить из его уст. Он увидел улыбающегося Раука, который стоял на своем месте. И Сордафа, чье лицо было рыхлой маской. Они не издали ни звука.
Как и Бренд.
— Нелегко послать на смерть кого-то столь юного, — Утил встал с Черного Стула. Кольчуги зазвенели и юбки зашелестели, когда все, кроме королевы, преклонили колени. — Но мы не можем отвернуться от правого дела, лишь из-за того, что оно болезненно.
Отец Ярви поклонился еще ниже.
— Я свершу ваше правосудие согласно закону.
Утил протянул руку Лаитлин, и вместе они спустились по ступенькам помоста. По делу Колючки Бату раздавливание камнями осталось последним словом.
Бренд, не веря, раздосадованно смотрел. Он был уверен, что кто-нибудь из парней заговорит, поскольку они были достаточно честными. Или Хуннан расскажет свою часть, поскольку он был уважаемым мастером над оружием. Король или королева вытянут правду, поскольку они мудры и праведны. Боги не допустят такой несправедливости. Кто-то должен что-нибудь сделать.
Возможно все они, как и он, ждали, что всё исправит кто-то другой.
Король шел прямо, словно кол проглотил, баюкая на руках обнаженный меч. Пристальный взгляд его серо-стальных глаз не отклонялся ни вправо, ни влево. Королева раздавала легкие кивки, как подарки, изредка давая понять, что тот или этот человек должен насладиться милостью посещения ее канцелярии по какому-то важному делу. Они подходили все ближе и ближе.
Сердце Бренда громко стучало у него в ушах. Его рот открылся. Королева на миг обратила на него ледяной взгляд, и в унизительной тишине он пристыженно дал паре прошествовать с гордым видом мимо.
Его сестра всегда говорила, что не его дело исправлять мир. Но если не его, то чье?
— Отец Ярви! — слишком громко выпалил он. А затем, когда министр обернулся, прохрипел слишком тихо: — Мне нужно поговорить с вами.
— О чем, Бренд? — Бренд замялся. Он не думал, что Ярви имеет хоть малейшее представление о том, кто он такой.
— О Колючке Бату.
Долгая тишина. Министр был, наверное, лишь на несколько лет старше Бренда. Бледнокожий, со светлыми волосами, словно цвет из него вымыло. Такой тощий, что, казалось, ветерок посильнее мог бы сдуть его вместе с искалеченной рукой. Но вблизи, в глазах министра было что-то леденящее. Что-то, что заставило Бренда съежиться под его взглядом.
Но назад теперь ходу не было.
— Она не убийца, — пробормотал он.
— Король думает, что убийца.
Боги, его горло пересохло, но Бренд продолжил, как и полагается воину.
— Короля не было на том песке. Король не видел то, что видел я.
— И что ты видел?
— Мы сражались за место в набеге…
— Больше никогда не рассказывай мне то, что я и так знаю.
Все шло совсем не так гладко, как Бренд надеялся. Но с надеждами всегда так.
— Колючка сражалась со мной, и я промедлил… она должна была получить свое место. Но мастер Хуннан выставил против нее троих.
Ярви глянул на людей, неуклонно выходивших из Зала Богов, и придвинулся ближе.
— Троих за раз?
— Эдвал был одним из них. Она не собиралась его убивать…
— Как она держалась против тех троих?
Бренд заморгал, сбитый с толку.
— Ну, она вышибла из них больше, чем они из нее.
— Это несомненно. Но недавно я утешал родителей Эдвала и обещал им правосудие. Значит, ей шестнадцать зим?
— Колючке? — Бренд не понимал, как это было связано с ее приговором. — Думаю… да.
— И все это время она держалась против парней на площадке? — Он осмотрел Бренда сверху до низу. — Против мужчин?
— Обычно у нее получалось больше, чем просто держаться.
— Она должно быть очень свирепая. Очень целеустремленная. Очень твердолобая.
— Лоб у нее твердый, это уж точно. — Бренд понял, что не помогает, и вяло промямлил, — но… она неплохой человек.
— Как и все для своих матерей. — Отец Ярви тяжело вздохнул. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?