— Милые мои красавцы, уж постарайтесь спасти «Ла Дигьер», — прошептала она.
Мадлен задумалась и прервала свой рассказ. Я выждал несколько мгновений и проговорил:
— Спасти «Ла Дигьер»…
— Она сорвалась с цепи, понимаете? Когда женщина обрезает волосы…
Мадлен издала короткий смешок.
— Однажды я поступила так же. Очень давно. Волосы у меня отросли. Но далеко я не уехала… Не добралась даже до Виши. Впрочем, я никогда не обладала такой силой характера, которой наделены женщины из рода ла Дигьеров.
Мне ужасно хотелось узнать побольше об этой самой цепи, но я не посмел задавать нескромные вопросы, о чем сегодня очень сожалею, а тогда ограничился тем, что полюбопытствовал:
— Я уже дважды или трижды слышал в разговорах имя Вотрен.
Мадлен с радостью подхватила тему:
— Он наш ближайший сосед. У него большая ферма, приносящая хороший доход, но этих денег, увы, недостаточно, чтобы поддерживать на плаву такую дорогую собственность, как «Ла Дигьер». Вотрен никогда не был женат — к превеликому сожалению многих окрестных девиц. Он и сегодня мог бы завоевать любую избранницу, но всегда любил только Альбертину.
— Подлинная страсть?
— О да! Вы его обязательно увидите: с виду никогда и не подумаешь, что «Страдания юного Вертера» могут иметь к нему какое-либо отношение, Вотрен — мужчина солидный, твердо стоящий на земле, а не витающий в облаках, при всем при том вот уже сорок лет он преданно любит женщину, которая никогда не подавала ему ни малейшей надежды.
— Он несчастлив?
— Наверное, но он ни с кем не говорит о своих чувствах. Вотрен всегда здесь, если в нем возникает нужда, а в таком поместье, как «Ла Дигьер», без мужских рук не обойтись, какими бы энергичными и сильными ни были его хозяйки.
Мысль о том, что можно всю жизнь любить женщину, которая не отвечает тебе взаимностью, погрузила меня в задумчивость.
На следующее утро Альбертина позвонила к Друо и побеседовала с экспертом. Тот проявил скептицизм.
— Серюрье-Бови? И где на них можно посмотреть?
— У меня дома, мсье. Полагаю, вы храните копии балансовых книг и отчетов?
— О… Само собой разумеется.
— Так найдите в документах за восемьсот девяносто шестой год имя Октава ла Дигьера. Он в то время жил в Париже.
Ее напор и уверенность впечатлили собеседника. Он затих — видимо, углубился в поиски, — а через несколько минут произнес:
— Вы правы. Как же мы это упустили?
— Не огорчайтесь, рассеянность свойственна даже специалистам, — с притворным участием утешила его Альбертина.
После чего назвала свою цену.
— Вы бредите!
— Я, часом, не ошиблась номером? Это галерея Друо?
— Но…
— Приезжайте взглянуть: оба предмета — из числа лучших творений мастера. В разных странах есть люди, гоняющиеся за Серюрье-Бови, так сообщите о находке. Полагаю, вы не меньше меня заинтересованы в высокой стартовой цене.
Спорить он не стал. Легко вообразить эмоции парижанина при виде брезента на крыше, цементных заплаток на мощенном веером дворе и выцветших обоев на стенах большой и совершенно пустой гостиной! Но госпожа ла Дигьер предъявила ему счета, подтвердившие подлинность принадлежавших ей вещей.
— Невероятно! — раз десять повторил агент галереи Друо.
Вот так секретер и книжный шкаф помогли совершить поездку в Виши.
Получив через несколько месяцев чек, Альбертина подумала: «Ставки сделаны, остается сыграть игру — и будь что будет».
Я не заметил, как пролетело время. Мадлен покончила с глажкой.
— Мне редко попадались такие замечательные слушатели, — со смехом сказала она, — но я устала, да и спать давно пора.
— Все дело в том, что вы — изумительная рассказчица.
Я не преувеличивал.
Мадлен не употребила ни одного вульгарного современного словечка или выражения, так что слушать ее было одно удовольствие.