— Всего я насчитал двенадцать комнат, — сообщил он Альбертине.
Она весело рассмеялась:
— Когда все ла Дигьеры собирались здесь, места не хватало, и слуг приходилось селить на чердаке, разгораживая помещение шторами, чтобы создать хотя бы подобие уединенности.
— Н-да… Но неужели никому никогда не приходило в голову устроить здесь роскошную гостиницу? Изысканное пристанище для усталых путешественников?
«Нужно будет рассказать ему историю семьи во всех подробностях, — заметила Альбертина, передавая этот диалог Мадлен. — Он не понимает, что разорение подкрадывается к человеку мелкими шажками, не оставляя времени на грандиозные планы».
— Пришлось бы вкладывать деньги. Много денег. А у нас их не было: чтобы заткнуть очередную дыру, мы каждый раз что-нибудь продавали.
— Ну конечно! Конечно, я все понимаю. — Убежденности в голосе Фонтанена она не услышала. — Хотя всегда можно взять заем. Усадьба стоит очень дорого.
— Чтобы брать в долг, нужно быть уверенным, что сумеешь вернуть.
— Из его слов следовало, что мы не слишком хорошо справлялись с делом, — сказала мне Мадлен, — но с ней, сами понимаете, я этими мыслями делиться не стала!
Сланец, добывавшийся в Португалии, был другого оттенка, чем тот, что добывали в старинных, давно истощившихся французских карьерах, и Антуан опасался, что португальская черепица им не подойдет. Фонтанен решил проблему просто:
— Ищите самую подходящую, а если не найдете, переложим всю крышу.
Счет в этом случае пошел бы на тысячи евро, но Антуан, к великому облегчению Альбертины, сумел-таки подобрать нужный цвет и вернулся ко дню свадьбы.
Сама церемония была очень скромной и длилась не дольше десяти минут, при обмене клятвами и кольцами присутствовали девочки и свидетели: Мадлен со стороны Альбертины, и Жуанне со стороны жениха. Потом все вернулись в «Ла Дигьер».
Праздник получился чудесным. Фонтанен снял для своих друзей гостиницу в М***, все они оказались хорошо воспитанными людьми и сделали вид, что не заметили, в какой упадок пришла усадьба. На празднество съехались все родственники, клиенты Сары, коллеги Шарлотты и даже издатель Альбертины. Он был потрясен, обнаружив, в каком удивительном мире живет столь ценимая им сотрудница. Во дворе и за домом установили длинные столы на козлах, натянув над ними на случай дождя тенты. Поставщик из Л*** привез разнообразнейшие блюда, а для танцев сколотили импровизированную сцену. Гости пили, ели и танцевали до поздней ночи. Так в «Ла Дигьер» не веселились уже лет сто.
Тем вечером Адель впервые спросила у Сары, кто ее отец.
— Почему ты заговорила об этом сейчас?
— Я никогда не была на свадебной церемонии: вы с Шарлоттой обошлись без формальностей, — рассмеялась Адель.
Она наморщила носик, чуточку поколебалась и решительно продолжила допрос:
— Это Жером?
Сара ужасно удивилась:
— Жером? С чего ты взяла?
— С того, как он на меня смотрит, как называет иногда своей «дорогой малышкой», явно не имея в виду ничего такого.
— Очень на это надеюсь. Заигрывать с девочкой, которой нет и пятнадцати, в его-то возрасте!
— Не уклоняйся!
— Это не Жером, — сказала, как отрезала, Сара.
— Но ты знаешь, кто это?
— Конечно! Что ты себе позволяешь!
— Перестань, мама! Можно подумать, ты не слышала всех этих историй о девицах, которые ухитряются на одной вечеринке переспать с кучей парней!
— Я подобными играми никогда не увлекалась, — бросила Сара, не зная, обидеться ей или рассмеяться.
— Почему ты так и не сказала мне, кто он?
Сара пробормотала что-то невнятное, чувствуя себя при этом полной дурой, а, пересказывая разговор Мадлен, нехотя признала, что Адель, пожалуй, права. Мадлен тоже поинтересовалась, почему Сара никогда ничего никому не говорила. «У меня были на то свои причины…» — ответила та, но голос ее в разговоре с дочерью звучал куда увереннее, чем в беседе с… теткой? В конце концов, официально Мадлен действительно приходилась Саре тетей.
— Я читала, что знать имя отца — важно для каждого человека. — Адель и не думала сдаваться.
— В нашей семье отцов не слишком жалуют. Они рано умирают, а нас оставляют расхлебывать неприятности. Так что уж лучше обойтись без них.
— Ну мама! Что за глупости ты говоришь! Ведь у бабушки и Шарлотты просто не было выбора, ты — другое дело: сравнения неуместны.
— Ты права.
Она сделала глубокий вдох, повторила последнюю фразу, но попросила у дочери отсрочку:
— Только не сегодня вечером, если не возражаешь. Я слишком долго молчала, нужно привыкнуть к мысли, что придется наконец признаться.