Сэр Коксон ушел из жизни в результате сердечного приступа в 2004-м. За несколько лет до этого, сидя в своем уже «убитом» офисе в Кингстоне, который долгое время был его базой, он поделился своими воспоминаниями.
«Мой отец был подрядчиком-каменщиком, он строил The Carib Theatre и другие сельские театры. Моя мать в конце концов стала управлять винным магазином, но все началось с маленького ресторанчика на перекрестке Лоус-стрит и Лэдд-Лейн под названием Nanny’s Corner. Это был 1951 год. Мы слушали там музыку по радиоприемнику Morphy Richards — Билли Экстайн, Сара Вон, Лайонел Хэмптон, Луи Джордан… Моя мама любила музыку, она была отличной танцовщицей и выиграла много призов».
В 1953-м Додд уехал работать в США на ферму, а после того как увидел, что деньги можно делать, устраивая уличные вечеринки, решил этим и заняться. Он прислал деньги своей матери на покупку динамиков, а позже привез усилители. Семейные связи с Рейдами позволили ему выступить в качестве гостя The Trojan, и он предполагает, что эти связи в дальнейшем обеспечивали разумное и цивилизованное соперничество.
«Дюк был близким другом семьи. Мама и папа хорошо его знали, и свою фирменную мелодию он получил от моей мамы: My Mother’s Eyes, инструментальный трек [альт-саксофониста] Таба Смита. Я был краснодеревщиком и прошел курсы автомехаников, работал в гараже Форда на Чёрч-стрит. Я ходил на танцы, которые сопровождали оркестры, но когда ритм-н-блюз появился, где-то в пятьдесят третьем или пятьдесят четвертом, я стал ходить на вечеринки Дюка, а он довольно часто ставил некоторые из моих пластинок. Его фанаты всегда ждали с нетерпением, когда я приду со своей коробочкой пластинок, так что в конце концов я сам стал заниматься звуком. Если вспомнить о Дюке и обо мне в те времена, это был своего рода музыкальный вызов».
Но Дюк Вин утверждает, что фирменную мелодию Рейду продал Том.
«Это было в 1951-м. Рейд пришел к нему и спросил, есть ли у него старые пластинки на продажу, и Том сказал: “У меня есть несколько пластинок, которыми я не пользуюсь”. У Тома на тот момент ключевой мелодией была Blue Moon в исполнении Билли Экстайна, и он продал Дюку My Mother’s Eyes. Дюк стал использовать ее, и она стала хитом. Я был там, когда Том продавал пластинку, а у Коксона тогда вообще еще не было звука».
Еще одно противоречивое признание исходит от Принца Бастера, который вспоминает соперничество среди звуковиков как далекое от чистоты и дружелюбия.
Принц Бастер, известнейший исполнитель в стилях ска и рокстеди, родился в центре Кингстона в 1938 году, его настоящее имя – Сесил Бустаманте Кэмпбелл. Со знанием дела он говорит о насилии и саботаже как о решающих факторах успеха. Додд, по его словам, завербовал его в районе, где все были преданы Рейду.
«Я родился и вырос на Оранж-стрит, в Западном Кингстоне. Коксон, он из Сент-Томаса, а Дюк Рейд родом из Порт-Антонио… Мой отец работал на железной дороге, мама – на спичечной фабрике, и родители воспитывали меня в строгих христианских традициях. Как я попал на работу к Коксону? На Люк-лейн и Чарльз-стрит-корнер были две группы гангстеров, и однажды ночью Ноэль Конская Челюсть и его ребята играли в “парапинто”. У меня были деньги, и я спросил: “Могу ли я присоединиться к игре?” Я их всех обыграл – так уж получилось, что кости все время выпадали в мою пользу. Когда я стал собирать деньги, один из них, по кличке Злая Трость, ногой сбил с моей головы фетровую шляпу. Все они тут же вытащили ножи, и я, понятно, никаких денег не увидел. Через неделю я отмокал в ванной у себя дома на Драммонд-стрит, и тут кто-то позвонил мне и сказал, что вся эта банда тусуется на углу. Я быстро набросил одежду на мокрое тело, выбежал и погнался за Тростью с ножом в руке, а Коксон вместе с Каунтом Мачуки как раз шли по улице и видели это. Мачуки говорил мне потом, что Коксон боялся таких людей, как Трость, и он был потрясен. Он спросил: “Кто этот парень? Надо же, какой молодец”, – и Мачуки ему ответил: “Да, парень что надо. Вот бы кого иметь на своей стороне, когда нужно будет показать что почем Дюку Рейду”. Затем Мачуки пришел ко мне и сказал, что Коксон хочет меня видеть, и вот мы, я и еще один парень, пришли в его магазин. Он предложил нам приятные напитки, вел себя очень даже дружелюбно и, главное, сказал, что он хочет, чтобы я перешел на его сторону. Но я не сразу сказал ему “да”. Я пошел на перекресток Люк-лейн и Чарльз-стрит, поговорил с ребятами, и только потом уже начал бывать на Лавлейн и Бистон-стрит. Это было уже в пятьдесят седьмом – пятьдесят восьмом годах».