— Неужели у тебя клиент, Язон? Ты так давно не был у нас…
— Представь себе, Айвэн.
— И кто же?
— Некто Ланс Гереро.
— О… солидная добыча. — Берман заговорщически подмигнул мне. — Давай твое удостоверение и руку.
Он сунул мое удостоверение в регистрационную машину. Я прижал пальцы к определителю личности, подождал, пока на табло не выскочило мое имя и личный номер.
— Что у тебя в чемоданчике? — спросил Айвэн, когда я подошел к двери и зазвонил звонок детектора.
— «Сансуси».
— Я тебе верю, Язон, но все же нужно посмотреть. Порядок есть порядок, хотя еще неизвестно, что такое порядок…
Я раскрыл чемодан.
— Все в порядке. Можешь идти. Седьмой этаж, камера двадцать третья… Да, Язон, скажи, когда мы снова поедем на наше озеро? Я как вспомню утренний туман на воде, белесый такой, словно грязная вата, холод, темную рассветную воду и тишину — выть хочется…
— От чего тебе хочется выть?
— Не знаю, Язон. Просто хочется. Ну, иди, а то ты на меня действуешь как-то странно. Я перестаю понимать, что говорю.
— Ну это ты мне льстишь, Айвэн. Как будто кто-нибудь действует на тебя иначе…
Берман улыбнулся кроткой и мудрой улыбкой тюремщика.
Я пошел к лифтам по пустому и гулкому коридору, который пах дезинфекцией и безнадежностью. Даже стальной цвет стен источал безнадежность. Пластик, металл, электроника. Безнадежность прогресса. Или прогресс безнадежности, какая разница…
Перед лифтами была металлическая решетчатая дверь. Я сунул руку в определитель и нажал кнопку. Машина задумчиво пощелкала несколько секунд своими мозгами и приоткрыла дверь. Я прошел к лифтам и тут же услышал за собой печальный вздох — дверь снова захлопнулась. Каждый раз, когда я прохожу через автоматические двери тюрьмы и слышу за собой глубокий вздох пневматического механизма, у меня возникает ощущение, что машины уже давно тайно жалеют людей, во всяком случае, больше, чем сами люди жалеют себя.
Когда я подошел с дежурным офицером по этажу к двадцать третьей камере, я вдруг сообразил, что номер камеры совпадает с сегодняшним числом. Числом, указанным мне безымянной, но славной мухой. Еще одно предзнаменование.
— Двадцать третья, — сказал дежурный, молодой человек с сонными глазами и воловьей шеей. — Простите, но перед тем как впустить вас в камеру, я еще раз должен проверить ваш чемоданчик.
— Пожалуйста, — сказал я. — Только «сансуси».
— Проходите. Через сколько за вами прийти?
— Ну… через час—полтора.
Молодой человек набрал на диске какое-то число, приоткрыл дверь, и я очутился в камере. Навстречу мне шагнул высокий, массивный человек лет сорока с черной бородой и удивительно светлыми глазами.
Первое впечатление можно было выразить в трех словах: массивность, борода, светлые глаза. Если бы и должен был угадать его бизнес по внешности, я мог бы гадать миллион раз. Игрушки…
— Ланс Гереро, — сказал он и протянул мне руку.
— Язон Рондол, — ответил я. Рукопожатие у него было энергичное, ладонь сухая и теплая. Он чуть склонил голову набок и, не стесняясь, рассматривал меня. И я рассматривал его. То ли оттого, что он смотрел на меня чуть исподлобья, набычившись, то ли из-за того, что он стоял, широко расставив ноги, но мне на мгновение почудилось, что сейчас он заревет и подымет меня на рога.
— Садитесь, — сказал он и кивнул на единственный стул в камере. Голос у него был низкий, рокочущий. Большинство людей, которых мне приходилось видеть в камере, казались жалкими. И чем больше они храбрились, тем более жалкими выглядели. Камера ведь вообще не самое лучшее место для того, чтобы чувствовать себя там человеком.
Гереро не был жалок. И кивнул он мне, указывая на стул, жестом человека, который привык указывать другим на их место.
— Вы знаете, почему я остановил свой выбор на вас? — довольно сухо спросил фабрикант игрушек.
— Нет, не знаю.
— Возможно, вы думаете, что вы лучший адвокат в городе?
Все так же исподлобья Гереро бросил на меня саркастический взгляд. Я почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев у меня всегда бывает это ощущение, когда хочется дать кому-нибудь по физиономии. А Гереро явно вызывал у меня это желание. Впрочем, это было хорошо. Я вообще люблю начинать знакомство с антипатии, особенно с клиентами. Когда человек не нравится, воспринимаешь его более критически. Кроме того, в таком случае никогда не рискуешь разочароваться в человеке.
Но когда второй месяц не платишь секретарше, не говоря уж о самом себе, особенно разборчивым быть не приходится. Я посмотрел на игрушечника и пожал плечами.
— Ну хорошо, Рондол, — вздохнул Гереро, — раз вы не считаете себя лучшим адвокатом в городе, я скажу, почему я выбрал именно вас. Во-первых, вы были когда-то частным детективом, а во-вторых, ваши финансовые дела, насколько мне удалось установить, не блестящи. Верно?
Я продолжал молчать и рассматривать бородатого игрушечника. Дать ему по морде и поехать на озеро с Айвэном Берманом ловить рыбу и слушать его темные сентенции. Боже, почему мы отказываем себе в самых невинных удовольствиях?
Самым отталкивающим в Гереро было то, что он говорил правду. Мое финансовое положение было не только не блестящим, оно было катастрофическим.
— Ну ладно, не злитесь, — вдруг улыбнулся Гереро. Улыбка сразу смыла с него всю агрессивность. — Я люблю позлить людей, особенно тех, кто со мной работает.
— Я с вами еще не работаю, — сказал я и тут же пожалел. Я уже знал, что займусь его делом. И он знал, что я займусь его делом. И слова мои прозвучали жалко. Нужно было про молчать.
— Э, мистер Рондол, — слегка насмешливо сказал Гереро, — не будьте таким обидчивым. У каждого свои странности, а я, повторяю, люблю иногда позлить собеседника.
Он обезоруживающе развел руками, и я должен был мысленно признаться, что именно он, а не я, пока одерживал верх в нашей пикировке.
— Ну что ж, мистер Гереро, вам это прекрасно удается.
Он деловито кивнул, соглашаясь, и вдруг подмигнул мне, давая понять, что мы люди одного склада, что мы понимаем друг друга и вообще можем иметь друг с другом самые лучшие отношения.
— Ну-с, как это у вас делается? Я вам должен, наверное, рассказать все?
— Так именно это у нас и делается. У нас и у вас. — Я сделал ударение на последнем слове. — Наденьте только эти наушнички с микрофоном. — Я открыл чемодан и достал «сансуси».
— Что это? — спросил Гереро.
— Эта штука даст нам возможность побеседовать, не опасаясь, что кто-нибудь подслушивает разговор.
— Но ведь электронное подслушивание запрещено законом. Суд не принимает его в качестве доказательств. Так ведь, если я не ошибаюсь?
— Запрещено, это верно, но тем не менее…
— Мне нечего скрывать.
— Послушайте, мистер Гереро, если вы так все хорошо знаете, может быть, вы сами будете своим адвокатом?
Гереро вздохнул и надел наушники с микрофоном. Я надел вторую пару. Я подумал, что вряд ли смог бы работать у него будь он на свободе.
Глава 2
Я смотрел на Гереро и думал, что для человека, обвиняемого в убийстве, он держится просто великолепно. И все же несколько раз мне казалось, что в глубине его светлых — слишком светлых — глаз мелькал страх. Может быть, даже и не страх, а растерянность, которая была бы, наверное, незаметна в ком-нибудь еще, но у Гереро, со всей его самоуверенностью, агрессивностью, властностью, ее нельзя было не заметить.