Все чаще казалось, что ответом было, ничего не делать.
14
В не по сезону теплый день за две недели до Рождества, Боб пришел домой в середине дня, выкрикивая ее имя. Дарси была наверху, читая книгу. Она бросила ее на ночной столик (около зеркальца, которое теперь постоянно стояло там), и поспешила вниз в зал. Первой ее мыслью (ужас, смешанный с облегчением), было то, что наконец это закончилось. Его разоблачили. Полиция скоро будет здесь. Они заберут его, затем вернуться, чтобы задать ей два традиционных вопроса: что она знала, и когда она это узнала? Новостные фургоны припаркуются на улице. Молодые люди и женщины с ухоженными волосами выстроятся перед их домом.
Хотя в его голосе был не страх; она поняла это прежде, чем он подошел к лестнице и повернулся к ней лицом. Это было волнение. Возможно, даже ликование.
— Боб? Что…
— Ты ни за что не поверишь! — Его пальто было распахнуто, его лицо полностью покраснело до лба, а волосы, торчали во все стороны. Выглядело так, словно он ехал домой открыв все окна в машине. Учитывая по-весеннему теплый воздух, Дарси предположила, что так оно и было.
Она осторожно спустилась и встала на первой ступеньке, которая позволила ей смотреть ему глаза в глаза.
— Рассказывай.
— Самая невероятная удача! Серьезно! Если я когда-либо нуждался в знаке, что я снова на верном пути — что мы на верном пути — то это он! — Он вытянул руки. Они были зажаты в кулаки костяшками вверх. Его глаза искрились. Почти плясали. — В какой руке? Выбирай.
— Боб, я не хочу играть…
— Выбирай!
Она указала на правую руку, только чтобы закончить с этим. Он засмеялся.
— Ты читаешь мои мысли… но ты всегда могла это, не так ли?
Он перевернул кулак и открыл его. На его ладони лежала единственная монета, обратной стороной вверх, поэтому, она могла увидеть, что это был пенс с пшеницей. Бывший в обращении, но все еще в отличном состоянии. Учитывая, что на стороне с Линкольном не было царапин, она решила, что она была в состоянии F или VF. Она потянулась к ней, но затем остановилась. Он кивнул ей, чтобы она продолжала. Она перевернула ее, абсолютна уверенная в том, что увидит. Ничто иное не могло адекватно объяснить его волнение. Это было то, что она и ожидала: двойная дата 1955 года. Двойной штамп, в нумизматических терминах.
— Боже мой, Бобби! Где…? Ты купил ее?
Монета с двойным штампом 1955 года не бывшая в обращении, недавно продана на аукционе в Майами более чем за восемь тысяч долларов, установив новый рекорд. Эта не в таком состоянии, но ни один полоумный коллекционер не продал бы ее меньше четырех.
— Боже нет! Одни знакомые пригласили меня пообедать в том тайском местечке, «Восточные Обещания», и я почти пошел, но я работал над чертовыми счетами «Партнеров Видения» — помнишь, частный банк, о котором я рассказывал тебе? — и поэтому, я дал Монике десять долларов и сказал ей взять мне сэндвич и сок в «Сабвей». Она принесла это вместе со сдачей в пакете. Я вытряхнул его… и там была она! — Он схватил пенс из ее руки и поднял его над головой, смеясь над ним.
Она засмеялась с ним, затем подумала (как часто в последнее время она делала это): ОН «НЕ МУЧАЛСЯ!»
— Разве это не здорово, дорогая?
— Да, — сказала она. — Я счастлива за тебя.
И, странно или нет (неправильно или нет), она действительно была. Он несколько раз за эти годы был посредником в продажах и мог купить одну для себя в любое время, но это было не то же самое как случайно найти ее. Он даже запретил ей дарить ему на Рождество или на день рождения. Случайная большая находка была самым радостным моментом для коллекционера, он сказал это во время их первой встречи, и теперь у него было то, что он проверял горстями мелочи всю свою жизнь. Его сокровище прибыло, двигаясь потоком из белого бумажного пакета закусочной вместе с завернутой в бекон индейкой.
Он обнял ее. Она обняла его в ответ, а затем мягко оттолкнула его.
— Как ты с ней поступишь, Бобби? Поместишь ее в прозрачный пластиковый куб?
Это было поддразниванием, и он знал это. Он поднял палец пистолетом и выстрелил ей в голову. Все в порядке, потому что, когда тебя убивают пистолетом из пальца, ты «не мучаешься».
Она продолжала улыбаться ему, но теперь вновь увидела (после этого, короткого всплеска любви) кем он был: Темным Мужем. Голлум, с его прелестью.
— Ты прекрасно знаешь. Я сделаю фотографию, повешу ее на стену, а затем уберу пенс в наш банковский сейф. Как считаешь это, F или VF?