35.
И порой когда я лежу ночью в кровати, я фактически могу видеть это число. Оно вспыхивает красным, как предупреждение не пересекать дорогу, когда прибывает поезд. В любом случае я попытался пересечь, и поезд переехал меня. Если у каждого из нас есть внутри Заговорщик, то у каждого из нас также есть Сумасшедший. И теми ночами, когда я не мог спать, потому что вспыхивающее число не позволяло мне заснуть, мой Сумасшедший говорил, что это был заговор: что Коттери, Штоппенхаузер, и мошенники из «Фаррингтон» были в этом вместе. Конечно, я знаю лучше (по крайней мере, в дневное время). У Коттери и мистера Адвоката Лестера, вероятно, был позднее разговор со Штоппенхаузером — после того, как я сделал то, что сделал — но он был, конечно, вначале невинный; Штоппенхаузер фактически пытался выручить меня… и естественно сделать небольшой бизнес для «Хоум Бэнк энд Траст». Но когда Харлан или Лестер — или оба — увидели возможность, они воспользовались ей. Заговорщик выбыл из заговора: как вам это нравится? Но тогда меня это почти не волновало, потому что к тому времени я потерял своего сына, но знаете, кого я действительно обвиняю?
Арлетт.
Да.
Поскольку это она, оставила те две купюры в своей красной шлюшьей шляпке, чтобы я нашел. И видите, насколько чертовски умна она была? Поскольку это не сорок долларов прикончили меня; это были деньги между ними и теми что Коттери потребовал для репетитора своей беременной дочери; которые он так хотел, чтобы она могла изучить латынь и не отстать в своей триггерономии.
35, 35, 35.
Я думал о деньгах, которые он хотел на репетитора всю оставшуюся неделю, и в выходные, также. Иногда я доставал те две купюры — я развернул их, но складки все еще остались — и изучал их. В воскресенье вечером я принял решение. Я сказал Генри, что он должен будет взять «Модэл Тн» в школу в понедельник; я должен был поехать в Хемингфорд Хоум и поговорить в банке с мистером Штоппенхаузером насчет краткосрочной ссуды. Маленькой. Всего тридцать пять долларов.
— Зачем? — Генри сидел у окна и угрюмо смотрел на темнеющее западное поле.
Я сказал ему. Я думал, что начнется очередной спор о Шеннон, и в некотором смысле, я хотел этого. Он ничего не сказал о ней за всю неделю, хотя я знал, что Шен уехала. Мерт Донован рассказал мне, когда приехал за семенами кукурузы.
— Уехала в какую-то необычную школу в Омахе, — сказал он. — Ну, больше возможностей для нее, вот, что я думаю. Если они собираются голосовать, им лучше учится. Хотя, — добавил он, подумав, — моя делает то, что я говорю ей. Ей же лучше, если она знает, что для нее хорошо.
Если я знал, что она уехала, Генри также знал, и вероятно раньше меня — школьники обожают сплетни. Но он ничего не сказал. Наверное, я пытался дать ему повод выговорить все обиды и взаимные обвинения. Это было неприятно, но в долгосрочной перспективе это могло быть полезным. Ни одной ране на лбу или в мозгу позади лба нельзя позволять гноиться. Если это произойдет, то инфекция может распространиться.
Но он только проворчал на новости, поэтому я решил подтолкнуть немного сильнее.
— Мы разделим долг, — сказал я. — Это не более тридцати восьми долларов, если мы выплатим ссуду к Рождеству. Это по девятнадцать долларов. Я возьму твою долю из твоих карманных денег.
Конечно, я ожидал что, это вызовет волну гнева… но это вызвало только очередное угрюмое хмыканье. Он даже не спорил о необходимости взять «Модэл Ти» в школу, хотя сказал, что другие дети смеялись над ней, называя ее «Большой какашкой Хэнка».
— Сынок?
— Что.
— Ты в порядке?
Он повернулся ко мне и улыбнулся — по крайней мере, его губы дернулись.
— Все хорошо. Удачи завтра в банке, пап. Я иду спать.
Когда он встал, я сказал:
— Ты поцелуешь меня перед сном?
Он поцеловал мою щеку. В последний раз.
Он взял «Ти» в школу, а я поехал на грузовике в Хемингфорд Хоум, где мистер Штоппенхаузер проводил меня в свой офис после всего лишь пятиминутного ожидания. Я объяснил, что мне нужно, но не стал говорить, для чего мне это, просто по личным причинам. Я думал, что для такой пустяковой суммы, я не должен быть более конкретными, и оказался прав. Но когда я закончил, он сложил руки на своей учетной книге на рабочем столе и посмотрел на меня почти с отеческой строгостью. В углу настенные часы «Регулятор» тихо отстукивали время. С улицы, значительно громче, доносился шум двигателя. Он затих, наступила тишина, а затем еще один двигатель завелся. Был ли это мой сын, вначале подъехавший на «Модэл Ти», а затем угнавший мой грузовик? Я не мог знать наверняка, но решил, что так и было.