Он безжалостно гнал себя до вечера, пока не понял, что еще чуть-чуть - и свалится. Пора подыскивать подходящую полянку для ночлега. Солнце скрылось за резной кромкой нетронутого векового леса, но долгий северный закат еще и не начинался. Темнеть начнет лишь часа через три, да и то постепенно. Время есть. Моррест преодолел искушение расположиться чуть в стороне от дороги, да там же и завалиться спать. Нет, надо пройти еще хотя бы километр, ведь эти наверняка уже остановились где-то там, впереди, на ночлег.
Но тут Моррест заметил, что тракт, от самого Валлея тянувшийся почти строго на юго-восток, как-то резко, будто упираясь в невидимую стену, сворачивает на запад. Даже, скорее, на северо-запад. Моррест попытался вспомнить карту, которую видел еще в архиве короля. За два дня он прошел, наверное, километров семьдесят - где-то тридцать семь миль. Если шестьдесят - мили тридцать две... Значит, памятный по рассказам Эвинны, да и рукописи Эрвинд уже остался позади. А, так это же та грязная деревенька, которую он миновал час назад...
Зато он прошел половину пути до еще более знаменитого городка Эшпера. Еще два дня, и можно будет воочию взглянуть на городок озабоченного наместника. Может, в Коштварском лесу он даже встретит Торода? Если удастся убедить разбойника помочь, его шансы станут чуть менее призрачными. Может, и не понадобится мечтать о невозможном?
Миль через пять после Эшпера - развилка. А вот куда потом? На Макебалы или все же на Гвериф? Те места, по словам Эвинны, населены куда гуще, там в Великую Ночь было запасено больше зерна, да и волна "людей в шкурах" докатилась туда изрядно ослабленной. Там даже осталась кое-какая торговля, по обоим трактам в оба конца ездят множество повозок. Как он будет там выслеживать Эвинну и ее конвой?
Надо нагнать их еще до Эшпера. Что будет делать с отборными воинами, он себе не представлял. Но после Эшпера, скорее всего, он потеряет повозку из виду... А тут некстати этот крюк, и шут его знает, на сколько километров придется отклониться от основного курса. А может быть, попробовать пробиться напрямик? Вон, и тропка вроде подходящая - если срезать выступ, можно будет чуточку нагнать врага. Моррест бестрепетно сошел с тракта и вступил на тропу. Кое-где выбивавшиеся из-под сплошного ковра травы и кустов плиты свидетельствовали: именно здесь некогда проходил Маккебальский тракт.
Основную дорогу забросили давно - еще до Великой Ночи, может быть, и до Северных походов. Значит, и в той, с тоской вспоминаемой Империи что-то было не так. Из-за чего могли забросить самый короткий и удобный путь, дорогу, на строительство которой наверняка потратили немало времени и сил? После Самура Морресту сразу пришло в голову короткое, но зловещее слово "мор". Как тут борются с эпидемиями, Моррест познал на собственной шкуре. И, разумеется, подобная зачистка не гарантирует, что заразы не осталось.
Моррест поколебался, сначала даже подумывал вернуться. Вовсе не хотелось подцепить какую-нибудь экзотическую, но смертельную хворь. Но если бы такое случилось, болезнь точно не ограничилась бы одним городком. Наверняка любой путник возжелал бы обойти проклятое место десятой дорогой. Вовсе не обязательно копаться в руинах и древних могильниках, он же не археолог. Можно обойти зачумленные руины руины, по лесу.
Моррест решился. Тропа вилась змеей, боязливо обходя вековые исполины. Дорога была заброшена очень давно - ну не могли за полвека вырасти такие исполины, местами просто расшвырявшие дорожные плиты во все стороны. Местами, со сколенскими проклятиями и русским матом, приходилось прокладывать дорогу мечом. Словно метки для неведомых последователей, на ветках оставались клочки ткани и срубленные ветки. Лицо и руки Морреста были исцарапаны, обварены старой, могучей крапивой и исколоты хвоей.
Руины показались часа через полтора. Точнее, "показались" - сказано сильно, они так заросли уже вполне матерым лесом, а сами были до такой степени разрушены, что Моррест мог бы пройти развалины насквозь и не заметить. Если бы не подвернувшаяся каменная глыба, заставившая жестко приземлиться на груду битого кирпича...
Когда мат утих, а боль в отбитых коленях, локтях и ободранном лбу ослабла до приемлемого уровня, Моррест огляделся. Так и есть. Некогда тут шумела жизнь, а в этих вот развалинах, тогда бывших домами, кто-то кого-то любил, растил детей, торговал, воровал, пьянствовал, чеканил украшения и лепил кувшины... Было это никак не меньше ста лет назад - иначе когда бы успела вырасти огромная, неохватная сосна, вздымающая прямой, как стрела, медно-рыжий ствол на добрых двадцать метров? Так и есть. Тут наверняка некогда шумела жизнь, а в этих вот частью каменных, частью сгнивших в труху деревянных домах кто-то кого-то любил, растил детей, торговал, воровал, пьянствовал, чеканил украшения и лепил кувшины... Только вот было это никак не меньше ста лет назад - иначе когда бы успела вырасти огромная, неохватная ель, поднявшаяся над погибшим городком метров на двадцать. Может, вообще во времена Эгинара и его разборок с нечестивым Арангуром.
Эту историю Моррест помнил смутно. После смерти второго императора-Харванида, Хостена Старого, из-за престола поцапались его наследники Эгинар и Арангур. То ли дядя и племянник, то ли братья. В любом случае, поначалу Эгинар потерпел поражение и был изгнан из королевства с матерью - они нашли приют в Баркнейской земле, той ее части, что была севернее пограничной реки Барки. Там он не бедствовал: нашел союзников и повел "людей в шкурах" громить родственничка - и заодно весь Сколен, тогда молодой и слабый. Но его провозгласили святым, а Арангура нечестивым подлецом. Победителей не судят.
Дело в том, что Арангур, на время отделавшись от родственника, умудрился насмерть сцепиться со сколенскими жрецами. Он подпал под влияние проповедника некоего единого бога Арлафа и, как у нас князь Владимир, занялся искоренением язычества. Говорят, крови пролил немеренно. Но были у него и сторонники - прежде всего из тех, кому надоели жадность, высокомерие и двуличие жрецов, не желающих повиноваться ими же установленным правилам, из тех, кого стесняли кастовые перегородки. Они-то и оказались козлами отпущения после того, как Арангур был разгромлен и погиб. Победители всячески поносили проклятую веру, вплоть до того, что исковеркали имя их бога, переделав его в "Ирлиф" и провозгласили властелином зла. А тех, кто пытался сопротивляться восстановлению старой веры, не стало. Как считается, покарали их Боги. Видимо, до монотеизма здешние люди еще не доросли.
"Может, город разрушили еще тогда? Но если б тут жили сторонники Эгинара, они бы отстроили город и по новой его заселили, благо, место было удобное. Магистральная трасса... то есть тракт. Значит, эти... ирлифианцы, что ли? Или арлафиты? Да плевать, пусть хоть "Свидетели Иеговы" с "Хезболлой" впридачу. Когда именно? Получается, двести сорок лет назад".
Значит, мор тут ни при чем. Вон, валяется какая-то раздувшаяся от ржавчины железяка. Наверняка уже не скажешь, но скорее всего шлем - проломленный сзади чем-то острым. А уж выбеленный временем, потрескавшийся детский череп еще красноречивее. А взгляд уже выхватывает лежащие посреди развалин несколько раздувшихся от ржавчины, уже рыхлых рыжих наконечников стрел. Тут и правда был бой - не аккуратная зачистка ослабленных мором людей, а яростная, когда не берут и не дают пощады, рукопашная свалка. Вон, расколотый страшным ударом прогнивший щит с рыжей от ржавчины оправой, а вон и его обладатель - тщедушного мужичка наверняка просто перерубили пополам. А вон жирная, так и не смытая дождями копоть на стенах - след бушевавшей здесь некогда смерти. Воображение уже рисовало неаппетитные картины того, что творили разъяренные победители с нон-комбаттантами в свете пожаров и под пологом дыма. Благо, видел следы зачистки по-средневековому в исполнении алков.