Покои юноше понравились, светлые, просторные, оформленные в нежных розовых тонах. Он с наслаждением расшнуровал и сбросил надоевшие ботинки, не дожидаясь слуг, потом спохватился. Нужно было подождать, пока с него снимут обувь. Но он к такому не привык. Ладно, это не столь великое нарушение приличий.
Ярин обрадовался, когда принесли еду и напитки, но маленькие порции, к тому же без мяса, разочаровали. Ох, уж эти приличия. Фрукты, сласти – ну, что это за еда с дороги? Никакого насыщения перед утомительным, ответственным и волнующим обедом! С другой стороны, если наесться, как ему хочется, то талия в корсет не поместится.
Он снял диадему, аккуратно положил её на туалетный столик и, прежде чем осторожно прилечь на кровать с грудой пухлых подушек, посмотрелся в зеркало. Да, невесте есть чем полюбоваться. Нежный овал лица, идеальная кожа, тонкие черты, огромные серые глаза, аккуратный носик, маленький рот бутоном, стройная изящная фигурка. Ни одна женщина не устоит.
Он не удержался и повертелся перед трюмо, забыв об усталости. А роскошные, толстые, платиновые косы ниже колена, гордость и радость любого парня? Хорош, хорош, уж себе-то врать не будем.
Ярин взял маленькое зеркальце и повернул его напротив большого так, чтобы увидеть свой профиль. Высокий лоб, нос с лёгкой горбинкой, в меру выступающий некрупный подбородок. Чёткий, гордый, прямо королевский профиль. И причёска не растрепалась, переплетать не нужно. Всё отлично.
Прибирать свои волосы он доверял только папе, и поручить такое ответственное дело слугам, чужим людям, совершенно не хотелось.
Ярин отложил зеркальце и продолжил разглядывать интерьер. Хорошо бы, именно эти покои ему и отдали бы, ему здесь всё нравилось. Есть большой камин, и жаровня, и грелка для одеял, и сами одеяла, стёганые, плотно набитые даже не ватой, а пухом, а поверх ещё большая меховая шкура, и такая же на полу.
Возле высокого окна – письменный стол и кресло, мягкое, удобное. Шкафчики – хорошенькие, резные, из светлого дерева. О! Полки для книг! Пока что пустые, но уж он-то найдёт, что туда поставить. Учебники по истории, географии и, разумеется, заветные любовные романы. Он очень надеялся, что невеста не будет над ними смеяться. Любовные романы ведь и женщины иногда почитывают, тайком, не сознаваясь даже близким подругам. Мартэн, который как-то работал в библиотеке одной лордэссы, со смешком рассказывал об этом.
Окно выходило во внутренний дворик, полный цветущих деревьев. Посреди дворика красовался фонтан с величественной фигурой воительницы, которая рассекает мечом камень, чтобы открыть миру родник. А ещё там были качели! Юноша задрожал от восторга. Ему представилось, как он, изящно подобрав подол лёгкого платья, идёт танцующим шагом к сиденьицу на верёвках, оплетённых цветами. А там его ожидает Она. Он присаживается и скромно молчит, а она осыпает его комплиментами, раскачивает подвеску, и эта прелестная ноша легка для её сильных рук.
Она смотрит, и в глазах у неё загорается огонь желания. Она мощным рывком тормозит качель, привлекает прекрасного юношу – его, Ярина – к своей широкой, мускулистой груди, в которой сердце бьётся от страсти гулко и часто, и тогда томительный, сладкий поцелуй…
Ярин содрогнулся и спохватился. Нельзя потакать бесстыдным мыслям, нельзя настолько возбуждаться, это неприлично для чистого, девственного юноши. Вот, он даже вспотел. Какой ужас! А если косметика размазалась?
Он схватил зеркальце и принялся тщательно разглядывать своё лицо. Аккуратно подкрашенные коричневой тушью брови и ресницы, золотистые тени на веках, нежно-розовая помада – скромный, незаметный макияж, подходящий для юного блондина, был в полном порядке. Ффух!
Ярин бурно вздохнул и снова спохватился. Так громко дышать тоже неприлично. Он заставил себя успокоиться и снова посмотрелся в зеркальце. Дыхание выровнялось, густой пунцовый цвет лица постепенно сменился обычным, едва заметным, нежным румянцем.
Он вспомнил о своей мужской бальной сумочке, которую беспечно оставил на столике рядом с диадемой, и поспешно метнулся туда. Уфф, всё в порядке, брошюра, полученная от учителя, спрятана в середину обычного учебника и снаружи незаметна. Слуг поблизости не слышно, можно, пожалуй, и почитать, пока никто не видит. Он прилёг с тоненькой книжкой так, чтобы не растрепать косы.