– Двести тысяч справа! Двести тысяч! Триста тысяч! Четыреста тысяч здесь!
Аукционист – двойник Бернстайна – вел торговлю в бешеном темпе, словно боялся опоздать на поезд:
– Пятьсот тысяч по телефону! Пятьсот тысяч! Шестьсот тысяч слева! Шестьсот тысяч! Семьсот тысяч от кого-то в зале? Нет? Да? Кто поднял цену? Вижу вас: семьсот тысяч! Восемьсот тысяч! Восемьсот тысяч! Девятьсот тысяч! Девятьсот пятьдесят тысяч! Миллион! Один миллион – раз… Один миллион – два… Один миллион – три! Продано!
Лоррен задержала дыхание. «Аукционист, наверное, под амфетаминами. Или нанюхался кокса. Вот, уже машет руками, будто дирижирует оперой „Вильгельм Телль“ в каком-то сумасшедшем ритме!» – удивлялась она.
– Переходим к одному из гвоздей сегодняшней программы. Изумительное, каноническое, известное всем вам произведение, дамы и господа, безусловный шедевр Виктора Чарторыйского, ставший неотъемлемой частью истории искусств. Я, конечно же, говорю о «Дозорном». Написанное маслом на холсте в тысяча девятьсот семидесятом году, оно открыло период так называемого «метафизического реализма» в творчестве мастера. Но начнем мы с двух более ранних картин, написанных в экспрессионистском стиле, более темных по общему тону, близких к испанскому маньеризму Эль Греко.
Экспансивный «человек с молотком» повернулся к картинам и простер руку к трем лотам. Помещенный в центре «Дозорный» притягивал к себе все внимание, как Иисус, висящий на кресте между двумя разбойниками на картине средневекового мастера.
– Три миллиона девятьсот тысяч здесь! Три миллиона девятьсот тысяч! – выкрикнул он через двадцать пять минут. – Три миллиона девятьсот! Кто-нибудь предложит четыре?
«Четыре миллиона! В два раза больше моего лимита! – с отчаянием подумала Лоррен. – Ну что за гадство такое, ведь другой возможности не будет, старушка, никогда не будет…»
Она подняла руку.
– Четыре миллиона! – возликовал «Леонард Бернстайн».
Шум в зале. Маленький японец, сидевший на два ряда ближе к кафедре аукциониста, обернулся полюбопытствовать.
– Четыре миллиона! Четыре миллиоооона!.. Give me one![41]
Руку подняла молодая женщина с телефоном возле уха, сидевшая в одном из боксов.
– Четыре миллиона сто тысяч по телефону! Четыре миллиона сто тысяч! – бесновался ведущий.
На табло у него за спиной высвечивались курсы доллара США, евро, фунта стерлингов, швейцарского франка и гонконгского доллара.
– Четыре миллиона двести в зале!
Японец. Проклятье. Лоррен чувствовала, что падает в яму. «Дозорный» сейчас ускользнет от нее. Все пропало.
– Дамы и господа, у нас в зале четыре миллиона двести! Четыре миллиона двести! Никто не предложит больше? Никто? Мы продаем! Четыре миллиона двести! Никто не предложит четыре миллиона триста тысяч? Последняя возможность!
Она подняла руку. Стало очень тихо.
Потом снова возник и усилился гул. «Дирижер» улыбался ей во все тридцать два зуба. Японец обернулся еще раз.
– Четыре миллиона триста! – Аукционист был близок к апоплексическому удару. – Четыре миллиона триста тысяч! Последняя возможность… Четыре миллиона триста тысяч… Отдаю? Никаких сожалений? – Он стукнул молотком по кафедре. – Последний лот сегодняшнего вечера… продан за четыре миллиона триста тысяч! Сердечно вас благодарю, дамы и господа! Поздравляю, мадемуазель!
Лоррен показалось, что земля разверзлась у нее под ногами. Она вбухала четыре миллиона триста тысяч долларов в чертову картину.
Совсем обезумела!
Лео не отрываясь смотрел на затылок молодой женщины, купившей «Дозорного» за четыре миллиона долларов. Эта сумма вдвое превышала ту, что требовал с него Ройс Партридж III. Дьявольщина…
Четыре миллиона триста тысяч долларов…
Четыре миллиона триста тысяч долларов…
К которым добавятся транспортные расходы и налог на расходы на участие в аукционах, но всем займутся сотрудники Laurie’s: в отличие от Sotheby’s или Christie’s этот аукционный дом предоставляет своим клиентам более индивидуализированный сервис, что в сравнении с суммами в обороте было сущей ерундой. Лоррен занялась подсчетами. Она потратила все оставшиеся у нее деньги. Воля отца исполнена, но ее все равно гложет чувство вины, что может показаться странным: наследство, о котором она не просила, жгло ей руки. Лоррен всегда хотела избавиться от семейных денег – любым способом. Она огляделась: люди покидали зал. Ей придется ждать тендерный лист.
Он курил на тротуаре Сентрал-Парк-Вест, в нескольких метрах от аукционного зала, и увидел, как она вышла. Чуть дальше на том же тротуаре Зак на повышенных тонах беседовал с высоченной худой брюнеткой и человечком в очках и тирольской шляпе с пером.