Элизабет заметила, как с появлением этого человека все зашевелились, даже мать господина Эдма стала за стулом, а Серж поставил поднос на стол и отошел в глубь зала. И сама Элизабет, хоть и укрывалась в буфетной, почувствовала какое-то отвращение при виде этого человека в черном, громко стучавшего каблуками огромных ботинок. Однако, каким бы необычным ни был вид этого человека, две вещи показались девушке знакомыми. Прежде всего, она узнала огромные ботинки с пуговицами, которые видела перед дверью господина Эдма, и почти сразу же узнала исходивший из этого могучего тела голос.
— Аньель! — закричал вновь пришедший, простерев карающую десницу к виновнику. — Вы разбудили меня на два часа раньше времени. Я вам указываю на дверь!
Все откачнулись от господина Аньеля как от зачумленного.
— Честное слово, мсье Юрбен, — пролепетал старик, — клянусь вам…
— Я указываю вам на дверь, вы меня поняли?
— Да, мсье Юрбен.
Бедняга Аньель так дрожал, что вынужден был ухватиться за спинку стула, затем поднес руку к голове, словно прикрывал еще не нанесенную ему рану. Однако он не отступил, напротив того, явно напряг все силы, чтобы выдержать взгляд, светившийся ненавистью и какой-то злорадной радостью. Маленькие карие глазки господина Юрбена глядели из-под кустистых густых бровей. Маленький нос с вывернутыми наружу ноздрями явно был когда-то расплющен ударом кулака. Седоватая поросль бороды и усов полностью скрывала рот, но цвет лица там, где не было волос, свидетельствовал о крепком здоровье. На первый взгляд можно было ожидать, что этот пещерный человек нечистоплотен, однако на нем было свежее белье, мрачный черный костюм сидел ладно на его фигуре, а сапоги были начищены до блеска, точно он собрался на свадьбу или на похороны.
Он вовсе не собирался бить господина Аньеля, чего тот как будто бы опасался, напротив того — заложил руки за спину и лишь смотрел на беднягу в упор, втянув маленькую круглую голову в могучие плечи.
— Я вам запрещаю обращаться с жалобой к господину Эдму, — прошипел господин Юрбен. — Уйдете по-английски. Здесь вы нам не нужны.
Несчастный господин Аньель не отвечал, а лишь смотрел на своего мучителя увлажненными мутноватыми глазами.
— И не вздумайте шепнуть несколько слов господину Эдму за моей спиной, — продолжал тот. — У меня ухо охотника.
— …ухо охотника, — пролепетал бедняга, — да, мсье Юрбен.
Господин Юрбен отстранил его нетерпеливым жестом и направился к остальным сотрапезникам, снова образовавшим единую группу чуть поодаль от стола. Эва, проснувшаяся от громких голосов, опять заснула, свернувшись в кресле калачиком, точно какой-нибудь озябший зверек.
— Небольшая прорубка пошла бы нам на пользу, — произнес господин Юрбен, причем голос его проходил через густые усы, как через кляп. — В Фонфруаде слишком много народу, слишком много обездоленных родственников, и кое с кем из них родство такое отдаленное, что его без подзорной трубы не разглядеть.
— О! — воскликнула Корнелия.
Господин Юрбен встряхнулся, словно медведь, и обвел недоверчивым взглядом встревоженные лица присутствующих.
Обязательно поговорю об этом с кузеном Эдмом, — проворчал он. — Слишком много объявилось родственников по боковым ветвям, и все они кормятся среди нас!
— Совершенно верно! — подхватил господин Бернар, устроившийся в кресле поближе к огню. — Слишком много самозваных родственников по боковым ветвям. Короче говоря, много лишних ртов.
В ответ на это замечание послышался стон, это стонал господин Аньель, по лицу которого катились слезы.
— Я могу обойтись и без здешней еды, могу побираться в деревне! — выпалил он со свойственной робким людям горячностью.
— Снимайте передник, Аньель, и проваливайте отсюда, пока не пришел кузен, — приказал господин Юрбен.
— Не могу не одобрить Юрбена, — заявил господин Бернар, закидывая ногу на ногу. — Аньель не нашего рода. А кроме того, я всегда считал, что он выпадает из общего тона.
Слепец радовался, чувствуя себя вне опасности, и это вдохновляло его на резкие суждения.
— Аньель меня раздражает, — добавил он. — Вечно бормочет что-то. И у него ужасная мания, глупая склонность к надписям, какие уместны разве что на памятнике.
— Ну же, Аньель, передник! — крикнул господин Юрбен.
Кровь отхлынула от щек старого служителя, он принялся послушно, как автомат, развязывать тесемки передника.
— А мне все равно, — бормотал он, и взгляд у него был как у человека, который, решая трудную задачу, нашел какое-то решение, — мне все равно, я могу спать и в саду.
И он протянул передник господину Юрбену, который вырвал этот предмет одежды из его рук. Но тут вперед выступила мать господина Эдма.
— Я не симпатизирую этому старому чудаку, — сказала она спокойно и громко. — Но должна признать одну несомненную истину: он трудится не покладая рук. А кроме того, вы выставляете его за дверь по крайней мере пять раз в год. Меж тем еще неизвестно, одобрит ли мой сын ваш поступок и на этот раз.
Господин Юрбен швырнул передник в лицо проходившему мимо Сержу.
— Тогда пусть выбирает: или он, или я, — раздраженно сказал он.
— Браво! — вполголоса пробасил господин Бернар.
— Полегче, Бернар, — невозмутимо продолжала старуха, — если я расскажу сыну о проделках твоего друга Сержа в деревне, возможно, он и его выставит за дверь.
— Но, мама, от Сержа гораздо больше пользы, — вздрогнув, возразил Бернар, — он очень смышленый и… расторопный парень.
Стоявший рядом Серж посмотрел на него насмешливо.
— Конечно, — продолжал господин Бернар, подбодряемый молчанием, которым были встречены его слова, — вы не представляете себе, чем был Серж для меня и как я нуждаюсь в нем сейчас, я хочу сказать, что его услуги для меня неоценимы, их даже не перечесть…
Господин Юрбен, немного поостыв, подошел к молодому человеку.
— Серж нам необходим, — заявил он. — Поэтому мы с ним не расстанемся.
И хотел фамильярно потрепать Сержа по плечу, но тот уклонился от этой ласки пещерного человека и быстрым шагом ушел за ширму, где плакал господин Аньель.
— Не плачь, — прошептал он. — Ты не хуже меня знаешь, что все это показуха, обыкновенное дело. Оставайся здесь, они подумают, что ты ушел.
— Мне страшно, — отвечал господин Аньель все тем же плаксивым тоном, — я боюсь, что больше никогда не увижу господина Эдма.
— Ну и дурак!
Не успел Серж произнести эти слова, как дверь отворилась, но на этот раз так тихонько, что никто этого не заметил, даже господин Юрбен с его охотничьим слухом, так как он в это время искал глазами господина Аньеля, чтобы выставить его за дверь, эта мысль не давала ему покоя. Вновь прибывший не спеша прикрыл дверь и, никем не замеченный, пересек темную часть зала. Это был невысокий мужчина, одетый в дорогой, довольно элегантный костюм темно-табачного цвета, который подчеркивал необычайную бледность его лица. Казалось, на этом изможденном лице не хватало места резким и крупным чертам, среди которых особенно выделялись густые брови и прямой, но мясистый нос. Широко расставленные, черные как уголь глаза блестели каким-то особым блеском, фиолетовые круги под ними оживляли лицо и придавали ему пугающую, почти восточную красоту, какую можно видеть на мозаичных фресках. В волосах блестела седина, но подбородок закрывала густо-черная короткая бородка, и можно было заметить, что фасон ее был рабски воспроизведен у господина Аньеля, а господин Юрбен позволил себе некоторые вольности. Совершенно бесшумным, ровным и спокойным шагом вновь пришедший приблизился к тому углу, где сидела госпожа Аньель с дочерью. Эта женщина, скорей всего, спала, потому что господин Эдм тотчас вернулся и несколько секунд молча глядел на собравшихся, стоя в некотором отдалении от них. Ни один из сотрапезников пока что его не заметил. Собственно говоря, все они смотрели на огонь, бросавший в темноту под сводом дико метавшиеся блики, однако можно было подумать, что каким-то таинственным образом все обитатели дома были предупреждены о присутствии этого человека, ибо вдруг разом замолчали.