Когда мы прибыли к деревне. Люди попрятались, осторожно выглядывая и справедливо опасаясь непонятных вооруженных людей. Когда подъехали к дому где и родился Дарий, я услышал разговоры, похоже отчим с мамой опять ругаются, он за что-то опять распекал маму. Его оборвали грузные шаги. Дверь распахнулась, и маленькая комната наполнилась людьми в доспехах. Следом за ними вошел вечно хмурый отец экзекутор, в накинутом на голову капюшоне, я не знаю через что пришлось пройти человеку, чтобы у него всегда было такое выражение, как будто он смотрит на казнь самого ненавистного для себя человека, такая ярость и мрачная решимость была высечена на застывшей гротескной маске, в которую превратилось его осунувшееся лицо, потом с его габаритами еле втиснулся в дверь де Готье, в своем черном, матовом доспехе, и наконец втолкали меня. Мама испуганно охнув, взяла в охапку сестру, которая прижимала маленького брата и отошла за отчима. Который опешил, явно не ожидая увидеть костеродного с охраной у себя дома.
Картина маслом.
В маленькой комнатушке стоит куча народу, с одной стороны испуганный отчим, который к его чести был без оружия, но инстинктивно пытался закрыть собой маму с детьми. С другой стороны куча закованных в сталь и вооруженных людей, и я посередине. Я прям видел, как у мамы задрожала от страха челюсть. Еще чуть-чуть и начнется паника.
Вытолкав меня вперед де Готье спросил.
— Это ваш?
— Сына! Воскликнула мама, ринувшись ко мне, опомнившись, поставила сестру на пол.
— Наш, отозвался отчим все еще не понимая, что происходит. Потом видно очнувшись, и вспомнив как себя надо вести поклонился, — Да господин, это наш сын.
— Свободны, бросил через плечо де Готье своим низким густым голосом.
Когда солдаты вышли, шумно выдохнув он снял шлем, проведя рукой по лицу будто снимая усталость, поставил его на стол чуть не развалив его.
— Хозяйка попить дай, пробасил он.
Мама все еще опасаясь, набрала воды и протянула ему кружку смущенно отводя глаза: — вот вода, извините больше ничего нет.
Затем предложила воду экзекутору, с явной опаской глядя на темноту капюшона. Де Готье пил не спеша, внимательно осматривая нехитрый быт и самих хозяев. Наконец выпив все, он вытер тыльной стороной рукой усы, потом вложив в руку ошалевшего отчима пузатый кошель, и подтолкнув меня пробасил густым голосом.
— Забирайте. И вышел не дожидаясь ответа, чуть не снеся косяк вместе со стеной, едва задев его плечом.
Только они вышли, мама, причитая, обняла меня, засыпая вопросами. Отчим все еще не веря в случившееся, подошел к двери и осторожно выглянул, переводя ошалевший взгляд с кошелька на костеродного, проводил солдат взглядом. Для них костеродные, а тем более брат экзекутор из ордена Искупления это головная боль. Люди которым только кланяются, а тут вернули сына, да еще и заплатили за это. Естественно, что они в ступоре, обычно всегда наоборот. Сестра устав стоять, подошла и крепко обняла своими маленькими ручонками, потом уселась на кровать рядом с маленьким братом. Я не знал, что мне делать, я просто боялся смотреть в глаза женщине, что являлась матерью Дария, все-таки мама есть мама, материнское сердце может мгновенно почувствовать неладное. И боясь, что меня сразу раскроют, пытался потянуть время, отводил глаза и отбивался отговорками шаркая ножкой.
Наконец устав придумывать что-то, я решил прибегнуть к универсальному методу, всегда работающему во всех мирах
— Мам я очень устал и хочу кушать. Решил, что утро вечера мудренее, за ночь что-нибудь придумаю. Я решил, что не буду пока отсвечивать, и буду вести себя так, как вел до этого Дарий, быть ниже травы и тише воды. Он боялся любой ответственности, и избегал ее как только мог, так что пока немного не подрасту, мой удел и образ жизни, был образ тихого и послушного деревенского пацаненка. А то слишком кардинальные перемены получались, могли возникнуть вопросы.
Придумывать ничего не пришлось. Привезли не меня одного, и "Благодарные соседи" уже всем рассказали. За ночь вся история обросла просто невероятной кучей “подробных и правдивых" историй, о которых ни я ни участники всех событий не знали. Я сразу стал местной знаменитостью. Конечно, меня потом насильно усадили и расспросили подробно, что на самом деле произошло. Мне лишь оставалось рассказать, что помнил, ссылаясь на травму и потерю сознания, мол потом очнулся уже после ритуала, ну а дальше вам соседи рассказали. В общем все обошлось, никто не понял, что в теле сына уже другой. Заплатил мне де Готье кстати, двадцать монет серебром. Столько врачеватель получал за свою работу за поход. К слову, мой отчим Ливио, получал эти же деньги за год работы. Чему была несказанно рада вся семья.