– И всё же когда? – продолжала она допытываться.
– Завтра утром, – ответил Бразил. – Мы не пойдём через весь гекс Ивром, а пересечём его по краю и на следующий день окажемся у вершины залива в Глмоне.
– Вы уверены, что мы встретим их – я имею в виду тех, других, – именно там? – спросила Вардия. – Меня больше всего интересует освобождение моего второго «я» – моей сестры – из рук этих существ.
– Мы их встретим, – заверил её Бразил, – если сумеем обмануть. Но я знаю, куда они направляются, так что к встрече мы подготовимся.
– Я смогу ночью произвести разведку в Ивроме? – обратился к нему кузен Ушан. – Я ослабел, да и рыба мне надоела.
– Я на вас рассчитываю, Ушан, – смеясь, сказал Бразил. – Наедитесь вволю и расскажете нам – что и как.
– И больше никаких полуночных опасений из лап смерти, – в тон ему ответил Ушан.
– Никто не знает, что ждёт его впереди, Ушан, – произнёс Бразил вполне серьёзно. – Может быть, на этот раз я вас спасу.
Умиау на удивление мало знали об Ивроме. Они обитали в воде и нуждались лишь в той продукции, которую сами были не в состоянии производить. Союз с чиллианами был естественным. Остальных соседей они знали исключительно благодаря общению в воде, даже если и не слишком хорошо с ними уживались. Ивром – так этот гекс именовался на старых картах, хотя обитатели называли свою страну совсем иначе, – покрывали мирные леса и луга, крупных рек там не было, но имелись сотни маленьких речек и ручьёв. Это был нетехнологический гекс, так что попасть в него было проблематично, ещё тяжелее – выбраться, и, вероятно, он не стоил таких усилий. Главная проблема состояла, однако, в том, что все, кто когда-либо отправлялся в Ивром – для исследований, установления контактов или просто, чтобы пересечь его, – никогда не возвращались назад. Поэтому было решено стать на якорь у рифа, на мелководье, чтобы до наступления темноты успеть как следует оглядеться вокруг.
Гекс выглядел очень привлекательно. Свежий ароматный воздух, температура – около двадцати градусов по Цельсию, удивительно приятная влажность в прибрежной полосе благодаря дующему с суши бризу, сумеречное освещение, пушистые облака, глубокое синее небо – и ничего угрожающего.
Береговая линия представляла собой девственно чистый жёлтый песчаный пляж, полого спускающийся к воде. У самой кромки леса на берегу был навален плавник, выброшенный прибоем во время штормов. Лес оказался очень густым и тёмным из-за обильного подлеска и гигантских вечнозелёных деревьев, но ничего подозрительного или зловещего в нём не было. Поскольку сумрак сгущался, им удалось увидеть лишь маленьких оленей и нескольких животных, похожих на ондатр и сурков, а также некоторых других лесных обитателей.
Всё это напомнило Бразилу Старую Землю ещё до того, как последние островки дикой природы залили асфальтом. Даже птицы, устроившиеся на ночлег в ветвях высоких деревьев, казались совсем земными – куда более знакомыми, чем в большинстве гексов, через которые он проходил.
Он старался выжать из своей памяти какие-нибудь дополнительные сведения об этом гексе, но не сумел. "За всем уследить невозможно, – подумал он, – даже несмотря на то что в среде обитания, принадлежащей к типу Сорок один, давно интересовались Ивромом".
Насекомые! – вот что подсказывала ему память. Но столь незначительный факт можно было запомнить скорее случайно, а не на основе личного опыта. Скорее всего он зафиксировался в мозгу автоматически, хотя и не представлял собой ничего такого, чему следовало уделять особое внимание. Впрочем, в Мире Колодца все постоянно меняется.
Темнота полностью скрыла береговую линию от всех, кроме кузена Ушана, который сообщил, что не видит ничего такого, чего бы они уже не видели днём.
– Вернее, почти ничего, – поправил себя Ушан. – Хотя на таком расстоянии трудно понять, что это такое. Похоже на крошечные мерцающие огоньки, они то появляются над лесом, то исчезают, то появляются, то исчезают и медленно кружатся в воздухе.
"Светляки, – подумал Бразил. – Неужели я – единственное существо в этом дальнем уголке галактики, которое ещё помнит о светляках?"
– Хорошо, теперь отправляйтесь, – сказал он наконец Ушану, – но будьте осторожны. Все пока выглядит мирно, но у этого места дурная репутация, и, если не считать того, что моя память продолжает утверждать, будто мыслящую форму жизни здесь представляют насекомые, то мне нечего вам сообщить. Просто остерегайтесь насекомых, какими бы маленькими и незначительными они бы вам ни показались, – не исключено, что с ними выгоднее дружить.
– Согласен, – спокойно ответил Ушан. – Насекомые обычно входят в состав моего ежедневного рациона, но я не притронусь к ним, если это нам поможет. Всего-навсего короткий обзорный полет, и я вернусь.
С этими словами он улетел в темноту. Утром, когда взошло солнце, оказалось, что кузен Ушан ещё не возвращался.
У ГРАНИЦЫ МЕЖДУ СЛЕЛКРОНОМ И СТРАНОЙ – УТРО
Когда воздух стал чистым и засияло солнце, Опора резко остановился. – Можете снять свои дыхательные аппараты и выбросить их, – оказал он. – Здесь и до конца пути они нам не понадобятся.
Скандер с огромным облегчением избавился от маски, но сунул её в сумку.
– Свой я сохраню: Остальным советую сделать то же самое, – отдуваясь, проговорил он. – Не знаю, что ждёт нас внутри этого гекса, но нам может пригодится воздух, оставшийся в этих баллонах на пару часов. Автономный организм не может существовать в любой атмосфере.
– Абсолютно с вами согласен, доктор, – ответил Опора. – Я тоже не могу существовать в вакууме. Провидцу необходимы аргон и неон, а мне – ксенон и криптон, которые, к счастью, пока в нужных нам количествах присутствовали в атмосферах всех гексов. Но мы несколько недель готовились к этой экспедиции, и я целиком отдавал себе отчёт в том, что в конце концов мы встретимся с вакуумом, в котором эти маленькие респираторы нас не спасут. В этих тюках находятся герметические скафандры.
– Почему же тогда мы не воспользовались ими в той адской дыре, через которую только что прошли? – проворчал Хаин. – Меня там все просто обжигало.
– В гексе роботов много острых камней и абразивов, мы могли преждевременно повредить скафандры, – ответил Опора. – Я считал, что не следует рисковать таким снаряжением, пока в нём не возникнет настоятельная необходимость.
Но Хаин все равно ворчал и ругался, да и Скандер вёл себя не лучше: он быстро высыхал, и его мучил ужасный зуд. Одна лишь Вардия молча наслаждалась здешним климатом: солнце грело как следует, синее небо было безоблачным, и она чувствовала, что почва здесь плодородна.
– Что это за место? – спросил Скандер. – Здесь найдётся тенистое местечко у реки, в которой я смог бы окунуться?
– Всё будет в порядке, профессор, – ответил Опора. – Мы облегчим ваше положение как можно быстрее. Да, здесь почти наверняка имеются реки, озера и пруды. Когда я найду речку, достаточно тихую и мелкую, чтобы вы не смогли удрать, ваше желание исполнится.
Долина, в которой они очутились, сплошь заросла кустарником, вьющимися растениями и гигантскими цветами – миллионами цветов, насколько хватало глаз, поднимавшихся на своих стеблях на высоту от одного до трёх метров; их ярко-оранжевые пестики были окружены восемнадцатью белыми лепестками идеальной формы.
С цветка на цветок, громко жужжа, перелетали огромные насекомые. Очень пушистые, они достигали в длину в среднем полуметра; их чёрные тела с узкой талией украшали ярко-оранжевые и жёлтые полоски.
– Какие красивые! – сказала Вардия.
– Чертовски шумят, если вам интересно моё мнение, – заявил Скандер, раздражённый надоедливым гулом крыльев многочисленных насекомых.
– Эти букашки – форма разумной жизни? – поинтересовался Хаин.
Опора вплотную приблизился к огромному жуку, чтобы быть услышанным.
– Нет, – ответил он. – Насколько я понимаю, это некий вид симбиоза. Вот цветы, очевидно, да. Насекомые зарывают их семена в землю, и если всё идёт как надо, из семени развивается некое подобие черепной коробки с мозгом. Затем семя прорастает, и наконец формируется цветок.