Позже тем же вечером, когда я позвонил в оперативный центр Госдепартамента в Вашингтоне, чтобы получить от дежурного офицера информацию по совершенно другому вопросу, она поблагодарила меня. Я спросил ее, о чем она говорит, и она сказала, что каблограмма (письменный отчет) о моей встрече с послом Дарчиевым, состоявшейся днем ранее, подняла настроение на родине как свидетельство того, что мы противостоим русским. Ее выражение благодарности значило для меня больше, чем любая награда, которую я получил за свою службу.
По иронии судьбы, самой важной темой, которую я обсуждал с Дарчиевым 21 марта, было не то, что Байден назвал Путина военным преступником; это была постоянная проблема, с которой я столкнулся при получении виз от МИДа для американцев для работы в посольстве в Москве. Я продолжал поднимать этот вопрос практически на каждой встрече с российскими чиновниками, как до, так и после начала войны. К сожалению, проблема стала удручающе сложной, затрагивая американское и российское законодательство, Венские конвенции о дипломатических и консульских сношениях, Соглашение о штаб-квартире ООН, а также противоречивые интересы различных правоохранительных и разведывательных органов с обеих сторон. Непримиримость российского МИДа, являющегося прикрытием для ФСБ и СВР, усугубляла ситуацию.
Проблема сводилась к тому, что я настаивал на взаимности (равное количество и условия выдачи виз с каждой стороны), а русские, несмотря на их декларируемое желание добиться взаимности, настаивали на сохранении численного преимущества в персонале (больше русских в США, чем американцев в России). Я так и не смог преодолеть этот разрыв, и риски, связанные с безопасностью, здоровьем и охраной труда, которые преследовали посольство в Москве в первый год моей работы, только усугубились в последующие годы, потому что мы не могли увеличить штат и потому что ключевые сотрудники были высланы МИДом. Самый опытный сотрудник посольства, Барт Горман, заместитель главы миссии, был объявлен русскими персоной нон грата и покинул страну в середине февраля, незадолго до начала войны. Дэйв Саймонс, наш очень способный начальник управления, взял на себя роль исполняющего обязанности заместителя главы миссии, пока я не смогу получить визу для преемника Барта, что обычно занимало несколько месяцев или больше.
Во время нашей спорной встречи 21 марта Дарчиев назвал позицию МИДа стратегией "обескровливания". Я посмеялся над тем, как он использовал этот термин, означающий смерть от потери крови, для описания российского подхода к дипломатическим переговорам с Соединенными Штатами. Это была идеальная метафора на двух уровнях. Во-первых, она показывала (как будто мне нужны были дополнительные доказательства), что русские никогда не отступят в сохранении своего преимущества в дипломатическом количестве, даже если это будет означать обмен дипломатическими высылками с нами, пока мы не достигнем нуля (истечем кровью) первыми, потому что мы начали процесс с меньшим количеством персонала.
Во-вторых, он показал (как будто мне нужны были дополнительные доказательства) тип враждебного правительства, с которым имели дело Соединенные Штаты. Понятия взаимности и компромисса были совершенно чужды русским, как однажды заметил Кеннан. На самом деле, когда Дарчиев заговорил об обескровливании, мне вспомнилось описание Кеннаном отличительных черт российской внешней политики: "скрытность, отсутствие откровенности, двуличность, настороженная подозрительность и основная недружелюбность целей". Я без конца повторял своим коллегам из посольства США, что то, что было правдой в 1940-х годах, остается правдой и в 2020-х.
Такое же "недружелюбие целей" российское правительство проявляло и в обращении с американскими гражданами, несправедливо задержанными в России. Пол Уилан и Тревор Рид все еще томились в трудовых лагерях, когда я встретился с Дарчиевым в марте 2022 года, и я продолжал выступать за надлежащее обращение с ними. Еще двое американцев были арестованы русскими в августе 2021 и феврале 2022 года при обстоятельствах, которые сразу же вызвали опасения, не были ли они также задержаны несправедливо. Первым был Марк Фогель, популярный преподаватель Англо-американской школы в Москве, который возвращался на учебный год и был арестован в международном аэропорту Шереметьево с небольшим количеством (17 граммов - чуть больше половины унции) прописанной врачом "марихуаны и гашишного масла" в своем багаже. Он был заключен под стражу в Москве и обвинен в "контрабанде наркотиков в крупном размере". Если охарактеризовать хранение половины унции медицинской марихуаны как "крупномасштабную" торговлю наркотиками, то мне кажется, что это достаточно хороший сигнал о неправомерном задержании со стороны русских.