Кроме того, прошел почти год с момента моего разговора с секретарем Блинкеном и заместителем секретаря Нуланд в Женеве о сроках моего пребывания в Москве в качестве посла. Я не разговаривал ни с одним из них по этому вопросу, чтобы установить более твердую дату после того, как мы обсудили, что я останусь по крайней мере еще на год; так много всего произошло, а казалось, что это было так давно. Хотя я приближался к трем годам работы - примерно средний срок пребывания на посту послов в России (Джон Хантсман проработал два года, Билл Бернс - два года и девять месяцев), - война изменила мое мышление. В соответствии с пересмотренным мнением, по неофициальным каналам я узнал, что президент не склонен менять своего посла в Москве во время войны. Инстинкт подсказывал мне, что нужно держать рот на замке и, по выражению легендарного бывшего главного тренера "Нью-Ингленд Пэтриотс" Билла Беличика, делать свою работу.
Другое дело - отпуск на родину, в котором я определенно нуждался после более чем шести месяцев отсутствия в семье. Кроме того, у меня была профессиональная причина вернуться в Вашингтон. Секретарь назначил конференцию глав миссий для всех послов в департаменте на неделю 20 июня. Проблема заключалась в том, что МИД России все еще не выдал дипломатическую визу Элизабет Руд, опытному старшему офицеру, которая должна была стать новым заместителем главы миссии посольства, сменив Барта Гормана, высланного русскими в феврале. В посольстве было так мало сотрудников, что я не считал нужным покидать свой пост до прибытия Элизабет.
Конечно, было много работы, пока я оставался в Москве. Американские и международные СМИ постоянно искали интервью. Американские компании с инвестициями в России хотели получить консультацию, чтобы учесть ее при принятии решений о выходе с рынка. Некоторые компании, например Национальная хоккейная лига, имели более слабые, но все же значительные интересы в России; в случае с НХЛ это были многочисленные российские игроки в лиге. Я провел брифинг для комиссара Гэри Беттмэна и представителей лиги о долгосрочных последствиях агрессивной войны Путина.
В этой связи одним из главных преимуществ работы в качестве посла США в Москве я считаю знакомство с Лу Ламориелло, генеральным менеджером клуба НХЛ "Нью-Йорк Айлендерс" и легендой хоккея (почетным членом Зала хоккейной славы в Торонто) из Род-Айленда. Лу был одним из лидеров по привлечению советских игроков в лигу, когда он был генеральным менеджером "Нью-Джерси Девилз" в конце 1980-х годов. Когда один из моих коллег по посольству увидел, что у меня есть телефонное сообщение от мистера Ламориелло, он спросил, кто это такой. Я воскликнул со своим самым густым бостонским акцентом: "Кто такой Лу Ламориелло? Он - [нецензурное] хоккейный бог". Когда я позже рассказал эту историю Грейс, она сказала, что ей было стыдно за меня, потому что у меня, очевидно, не было стыда. Я приписал ее реакцию необъяснимым антибостонским предрассудкам.
В июне, после трудных переговоров с русскими (других не бывает), Элизабет Руд наконец получила визу от МИДа. Она прибыла в Москву в пятницу, 17 июня, чтобы я успел вернуться в Вашингтон в преддверии секретарской конференции на следующей неделе. Из-за санкций и закрытия воздушного пространства в Европе для российских самолетов поездка домой заняла больше времени, чем в прошлом. Мне пришлось лететь через Дубай, и даже если рейсы выполнялись вовремя, дорога от двери до двери заняла более двадцати четырех часов. Я прибыл в Даллес, и меня встретила Грейс, которая, как всегда, забирала меня по возвращении из Москвы. На этот раз меня не ждали русские съемочные группы.
Когда мы ехали домой в Бетесду в то прекрасное пятничное утро, Грейс сказала мне, что ей нужно пойти к врачу. Она только что обнаружила опухоль в животе. У меня сжалось сердце, и я вспомнил тот ужасный день десятью годами ранее, в мае 2012 года, когда она сказала мне, что обнаружила опухоль в груди, которая оказалась раковой. Тогда она успешно перенесла операцию, и я думал, что рак давно позади, ведь прошло уже десять лет. И вот теперь эта новость. Может быть, это было что-то доброкачественное, но я не мог избавиться от ужасного чувства, что рак вернулся. В машине мы договорились, что никому не скажем, пока она не получит более подробную информацию от своего врача.