Ни одно из российских недовольств, ни по отдельности, ни вместе взятых, не было равносильно нападению на Россию или "добросовестному страху" перед нападением, который оправдывал бы "оборонительную войну" против Украины. У Германии конца 1930-х годов было столько же серьезных претензий, сколько у России в 2022 году, если не больше (и не было ядерного оружия, с помощью которого можно было бы защититься), но ни одна из претензий Германии не оправдывала агрессивную войну против Польши. Судья Джексон в очередной раз дал ответ, подчеркнув принципиальную разницу между обоснованным выводом о том, что Германия совершила преступление агрессии, и ошибочной "позицией, согласно которой у Германии не было никаких претензий". Мы не будем выяснять условия, которые способствовали возникновению этой войны. Их должна разгадать история. В нашу задачу не входит подтверждение европейского статус-кво на 1933 год или на какую-либо другую дату".
Какими бы ни были претензии России к европейскому статус-кво по состоянию на 2022 год, ничто не оправдывает агрессивную войну, развязанную ею против Украины. Ничто не оправдывало убийства, ранения и изгнание из своих домов миллионов украинцев. Убедительная сила следующего заявления судьи Джексона, сделанного в Нюрнберге в 1946 году от имени четырех победивших союзников, включая Советский Союз, полностью применима к России 2020-х годов:
Наша позиция заключается в том, что какие бы претензии ни имела нация, каким бы неприемлемым она ни считала существующее положение вещей, агрессивная война является незаконным средством урегулирования этих претензий или изменения условий. Возможно, Германия 1920-х и 1930-х годов столкнулась с отчаянными проблемами, которые потребовали бы самых смелых мер, но не войны. Все остальные методы - убеждение, пропаганда, экономическая конкуренция, дипломатия - были открыты для пострадавшей страны, но агрессивная война была вне закона.
В этом свете, несмотря на калейдоскопический перечень претензий, жалоб, критических замечаний, возражений и опасений, Россия виновна в развязывании агрессивной войны против Украины не меньше, чем Германия в развязывании агрессивной войны против Польши. Тот факт, что она сделала это, заявив, что Украина находится под игом неонацистов, является дополнительной, ужасной иронией, которая, несомненно, будет занимать историков далеко в будущем.
Приговоры ведущим нацистским подсудимым за преступления против мира указывают на правовые и моральные выводы, которые следует сделать в отношении "специальной военной операции" России. Нюрнбергский протокол, однако, не дает ответа на вопрос, что следует делать с Россией в политическом плане в свете этих выводов. В Нюрнберге победившие союзники судили отдельных бывших руководителей нацистского правительства в Берлине, которого больше не существовало. Третий рейх был разгромлен в позорном забвении - разделен на четыре оккупированные зоны - силой союзных армий ценой миллионов погибших. Поэтому на Нюрнбергском трибунале не стоял вопрос о том, что делать с государством нацистская Германия, которое было предано забвению. Иначе обстоит дело с государством, совершившим "специальную военную операцию" против Украины.
Что делать с Российской Федерацией? Это страна, постоянный член Совета Безопасности ООН, которая на данный момент продолжает вести незаконную и аморальную войну в Украине и, как регулярно напоминает миру Путин, обладает огромным запасом ядерного (и другого нетрадиционного) оружия и средствами для его применения против любого противника. Нюрнбергский трибунал не предложил простого решения такой неразрешимой проблемы, как та, которую Россия сейчас ставит перед миром. Тем не менее именно в таком положении мы находимся сегодня.
Действительно, вопрос о том, как управлять нашими отношениями с Россией, стоял перед администрацией Байдена с самого начала войны, когда президент дал два основных указания своей команде по национальной безопасности: во-первых, сделать все возможное, чтобы помочь Украине защититься от России, а во-вторых, не допустить вовлечения Соединенных Штатов в войну с Россией. Путин сталкивается с аналогичной проблемой. Как бы ни хотелось России завоевать Украину, выживание которой жизненно зависит от Европы и США, она не хочет вести более масштабную войну против своих европейских соседей и Соединенных Штатов.
Этот двусторонний стратегический парадокс - вызов для американских дипломатов и политиков, столь же сложный, как и тот, с которым Кеннан и его поколение столкнулись в отношениях с Советским Союзом и который он назвал "несомненно, величайшей задачей, с которой наша дипломатия когда-либо сталкивалась и, вероятно, с которой ей когда-либо придется столкнуться". Для решения этой задачи потребуется та же интеллектуальная строгость, мужество и приверженность принципам, которые предыдущие поколения американцев применяли в аналогичных обстоятельствах.