В ходе последующих встреч и телефонных разговоров с послом Хантсманом в течение следующих десяти дней мы обсуждали возможность того, что я стану его преемником. Джон с большим энтузиазмом отнесся к этой идее, объяснив не только очевидную важность этой должности, но и то удовлетворение, которое он получал от нее. Он считал, что я хорошо подойду на эту должность и смогу повлиять на русских, поскольку они будут уважать меня как бывшего заместителя госсекретаря. Он сказал, что будет выступать за мой выбор перед президентом, если я захочу получить эту должность. За время, прошедшее между этими разговорами и встречей с госсекретарем Помпео, я уже решил, что хочу.
Мой интерес к работе послом США в России только возрастал по мере того, как я рассматривал преимущества этого шага. Их было много, некоторые из них были профессиональными или ориентированными на оказание услуг, а другие - более идиосинкразическими.
Главной причиной, конечно, было то, что я мог оставаться на государственной службе, проводя внешнюю политику США, не испытывая чувства вины за то, что бросил своих коллег в Государственном департаменте. Но при этом я был бы сам себе хозяином в управлении представительством США в России и меньше подвергался бы недисциплинированным махинациям Белого дома. Например, я мог бы контролировать свой ежедневный график, а это означало, что - возможно, наиболее привлекательно - я больше не буду заменять секретаря на важных встречах в последнюю минуту, когда его без предупреждения вызывают в Овальный кабинет, что нередко случается в администрации Трампа.
Однажды госсекретарь Помпео был вызван президентом в Белый дом, без возможности отказаться или отложить встречу, незадолго до того, как он должен был встретиться в министерстве с министром иностранных дел Мексики Марсело Эбрардом. Его сотрудники вручили мне справочник секретаря для встречи и сказали, что я буду принимать министра иностранных дел, чтобы обсудить темы, которыми я в последнее время не занимался - в том числе ситуацию на южной границе Соединенных Штатов, - и у меня будет минимум времени на подготовку. Хотя я справился с этой задачей, и встреча закончилась улыбками и рукопожатиями, подобные замены в последнюю минуту не являются способом проведения внешней политики США.
Еще одним соображением, повлиявшим на мое решение, стали многочисленные (и в основном ошибочные) домыслы общественности и сообщения СМИ о том, что у президента Трампа были коррумпированные отношения с президентом Путиным и Россией - например, что Трамп был скомпрометирован российскими спецслужбами или вступил в сговор с Россией по поводу вмешательства в выборы в 2016 году. За время моей работы в должности заместителя секретаря я ни разу не видел доказательств коррупционной сделки между Трампом и Россией. Конечно, президент не стал бы искренне признавать, что русские пытались вмешаться в выборы 2016 года (а они это сделали), но только потому, что он считал, что сделать это означало бы признать, что русские каким-то образом ответственны за его победу. Он не хотел или не мог провести различие между своими собственными интересами и интересами страны, которой он руководил. Хотя это не было окончательным доказательством того, что Трамп сам вступил в сговор с Россией, это, тем не менее, стало проблемой для тех из нас в администрации, кто имел дело с Россией, поскольку это подрывало нашу работу против будущего российского вмешательства в выборы. Устроившись на работу в Москве, я получил бы шанс помочь смягчить этот ущерб, подумал я, а также получить более четкое представление об отношениях между президентом Америки и одним из наших главных геополитических противников.
Что касается Путина, то у президента Трампа были свои (в основном ошибочные) представления о том, как он может развивать отношения с российским лидером , чтобы добиться дипломатической победы - например, в области торговли, инвестиций или энергетики, - которая принесет политическую выгоду Трампу, а значит, по его мнению, и Соединенным Штатам: то, что хорошо для Трампа, считал он, хорошо и для США, хотя не обязательно наоборот. Когда речь зашла о России, такое отношение президента заставило его стремиться к личной дружбе с Путиным, которая, по его мнению, принесет политическую выгоду Соединенным Штатам и ему самому.
В каком-то смысле Трамп обращался к Путину точно так же, как и к другим мировым лидерам. Например, в его отношениях с председателем КНР Си Цзиньпином, премьер-министром Индии Нарендрой Моди и президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом я видел аналогичную, в высшей степени персонализированную форму дипломатии, которая не учитывала более широкие стратегические интересы и ценности Соединенных Штатов - только простое, ошибочное предположение, что все, что выгодно президенту Трампу в политическом плане, выгодно и Соединенным Штатам. Такой подход к иностранным лидерам справедливо подвергался жесткой критике, но в отношении Путина он не является доказательством уникального сговора (или коррупционных отношений) с Россией.