Ближайшая ко мне русская аудитория состояла из сотен местных сотрудников (в основном русских, но есть и граждане третьих стран), работавших в посольстве и двух консульствах. Эти мужчины и женщины составляли постоянный костяк миссии. Многие из них работали на Соединенные Штаты десятилетиями. Я с удовольствием встречался с ними по отдельности и группами, чтобы поблагодарить их за работу. Наша зависимость от местного персонала была стандартной для всех представительств США по всему миру и вполне логичной, если учесть все преимущества, начиная с их знаний как уроженцев принимающей страны и заканчивая тем, что нанять местного сотрудника для выполнения определенных функций гораздо дешевле, чем прислать кого-то из США для выполнения той же работы.
Проблема в России заключалась в том, что правительство принимающей страны рассматривало наших местных сотрудников как уязвимое место, которым они могли воспользоваться. Они делали это, по крайней мере, двумя способами. Во-первых, чтобы получить рычаги влияния на переговорах, МИД России угрожал сделать незаконным трудоустройство в России граждан России или граждан третьих стран. Такой прецедент уже был, и МИД знал, что мы хорошо помним его и ту боль, которую он причинил. В середине 1980-х годов советское правительство запретило советским гражданам работать в миссии США, что вызвало огромные перебои в нашей работе и заставило высококвалифицированных сотрудников дипломатической службы выполнять двойную работу - в автопарке и мыть полы (эвфемизм для этого был "универсальная работа"). Чтобы избежать подобной слабости в своих собственных миссиях, МИД никогда не нанимал местный персонал на свои дипломатические посты в любой точке мира. Российское посольство в Вашингтоне, консульства в Хьюстоне и Нью-Йорке, а также представительство в ООН были укомплектованы исключительно русскими. Когда я пожаловался на их угрозу перекрыть доступ к нашему местному персоналу, мои собеседники в МИДе указали, что это было наше собственное глупое решение - оставить себя уязвимыми так, как российское правительство никогда бы не сделало.
Я сомневался, что в конце концов русские выполнят свою угрозу убрать наших местных сотрудников - из-за второго способа, которым они их использовали. Поскольку ФСБ так же нацеливалась на американцев в нашей миссии, они еще более настойчиво преследовали наших местных сотрудников и оказывали на них давление, чтобы они предоставили информацию, которая была нужна ФСБ. Чтобы добиться сотрудничества, они прибегали к побуждениям и угрозам. Меня проинформировали об одном случае, когда ФСБ подошла к давнему русскому сотруднику посольства и напомнила ему о серьезном состоянии здоровья его сына-подростка. Я прервал брифинг и спросил: "Так они предлагали медицинское лечение?" Мой коллега ответил, что нет, сотрудник ФСБ сказал отцу, что если он не предоставит нужную ФСБ информацию, то сын лишится дорогостоящего лечения, за которое отец уже заплатил. Какой родитель, независимо от того, насколько он предан своему работодателю и дружен с американскими коллегами, сможет проигнорировать эту бессовестную угрозу? С другой стороны, мы не могли принять на работу человека, подвергшегося такому принуждению, и были вынуждены уволить его.
Я не верил, что российское правительство лишит нас возможности нанимать местных сотрудников, потому что они слишком ценны для ФСБ. На самом деле, нанимая русских и граждан третьих стран (нерусским, которых мы нанимали, в случае отказа от сотрудничества могла грозить потеря иммиграционного статуса), мы сами подвергали риску наших местных сотрудников, не говоря уже о безопасности миссии и Соединенных Штатов. Я решил, что в рамках операции "Крученая сестра" (противостояние российскому МИДу и , настаивающим на взаимности) нам придется значительно уменьшить зависимость от местного персонала в посольстве и консульствах. Но сделать это нужно было организованно, чтобы не полностью нарушить функционирование миссии, учитывая нашу чрезмерную зависимость от местного персонала и длительное время, не говоря уже о больших расходах, которые потребуются для того, чтобы американцы прошли подготовку, получили разрешение и были в России, чтобы заменить их. Очевидно, что это была дыра в нашей броне, которую необходимо было залатать.
Я не позволил нашим ужасным отношениям с МИД и ФСБ отвлечь меня от общения с русскими людьми и погружения в русскую культуру. В выходные после нашего приезда я вместе с Грейс и нашим сыном Джеком осмотрел музеи Кремля. Несколько недель спустя я обедал в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина. Я совершал ознакомительные прогулки по Старому Арбату, который находится рядом со Спасо-Хаусом, и выходил на пробежку со своими телохранителями (без них я никогда не выходил за пределы посольства или Спасо-Хауса) по городу рано утром, чтобы совместить физические упражнения с осмотром достопримечательностей.