Прожигали настолько, что вскоре не осталось ни единой клеточки, которая не ощущала бы прикосновения этого мужчины.
Они танцевали несколько часов, совершенно забыв об ужине, ибо могли утолить голод лишь друг другом. Джек заказал бутылку коньяка, и они потягивали огненную жидкость из хрустальных рюмок. Они болтали, смеялись, подтрунивали над окружающими и над собой, а когда после полуночи вышли из клуба, то каждый из них знал поразительно много о другом, главное же, оба испытывали чувство необычайной близости.
Джек признался Кендре, что вступил в морскую пехоту в восемнадцать лет по одной причине: ему хотелось вырваться за пределы своего ограниченного мирка и обрести новые горизонты в жизни. Он поведал ей, как вырос в дружной семье «синих воротничков». Она выяснила, что у него нет какого-то любимого цвета и что ему нравится читать фантастические триллеры.
Но куда важнее было другое: он открыл ей свою решимость получить диплом в колледже — хотя это было очень трудно сделать, находясь на службе. А еще он очень гордился тем, что его выбрали кандидатом в офицерскую школу.
Он рассказал множество историй, связанных с исполнением воинского долга. Это была цыганская кочевая жизнь с постоянными переездами, у него появилась масса знакомых, но было всего несколько человек, чьей дружбой он по-настоящему дорожил.
Джек много узнал о крепкой семье Кендры: ее родные не были склонны открыто выражать свои чувства, но за взаимным подтруниванием скрывалась сильная любовь. Она рассказала ему о своих детских годах, о том, как сумела пробиться в университет, о выходках некоторых придурковатых клиентов. Поделилась мечтой открыть когда-нибудь собственное туристическое агентство и призналась, что только страсть к путешествиям заставила ее выбрать после колледжа именно эту профессию.
Он узнал, что ей очень нравится гулять каждое утро по берегу моря и что фантастические триллеры она не терпит почти так же сильно, как омерзительные фильмы ужасов. Но куда важнее было другое: он понял, что чувство собственного достоинства она ценит столь же высоко, как чувство юмора, что понятия верности и ответственности для нее могут быть важнее страсти и что из всех социальных групп наибольшее предпочтение, вероятно, отдает детям.
— Как насчет того, чтобы прогуляться? Мне надо слегка проветриться, — сказал вдруг Джек, проводив ее к столику после очередного танца.
— Кажется, мне прогулка тоже не помешает. Голова гудит от коньяка и от сигаретного дыма, — призналась Кендра. — Но ведь уже очень поздно, а Париж такой большой город… Ты думаешь, это безопасно?
— Ни о чем не тревожься. Ты же со мной. Никто тебя не тронет.
Это было сказано без всякого высокомерия, без малейшего оттенка бравады — так может говорить сильный мужчина, полностью уверенный в себе.
Кендра подхватила свою крошечную кожаную сумочку — черную, подобранную в тон туфлям, и взяла Джека под руку. Когда они вышли на улицу, он остановил такси и доверил Кендре показывать дорогу к Новому мосту.
— Ты уверена, что сможешь дойти до гостиницы в этих туфельках? — спросил он, протянув шоферу сложенную купюру и кивнув на высокие каблуки.
Для пущей убедительности он даже развел руки в стороны примерно на метр.
— Думаю да, если мы пойдем не спеша и по набережной.
— Ты можешь опереться на меня, когда споткнешься.
Он обхватил ее за талию и привлек к себе.
— Впрочем, ты в любом случае можешь опереться на меня.
— Видишь ли, эти туфли, несмотря на каблуки, очень удобные.
— Эти туфли очень сексуальные. Я весь вечер не мог отвести глаз от этих чертовых золотых цепочек и лакированных носочков.
— Как… как мило.
— Ты сама не понимаешь, что говоришь. Пока не понимаешь.
Легкий ветерок вызывал рябь на реке, синей даже в этот поздний час. Ночь была безлунная, но прямо перед ними оранжевые прожектора подсвечивали башни Нотр-Дам на острове Ситэ. Набережная на левом берегу уже полностью обезлюдела, лишь иногда мимо проносились редкие такси или полицейская машина. Они шли молча, наслаждаясь присутствием друг друга.
Когда они проходили по маленькому мостику за Нотр-Дам, Кендра поежилась.
— Ты не продрогла?
— Нет.
Джек остановился на середине моста и, сняв смокинг, повесил его на массивную фигурную решетку. Повернувшись к Кендре, он обнял ее и прижал к себе спиной, так что оба они могли видеть величественный готический собор. Положив ладони ей на талию, он стал нежно тереться подбородком о ее висок.
Мощные башни и высокий шпиль собора были освещены прожекторами. Под мостом тихо журчала вода. Все вокруг было прекрасным и безмятежным, но Кендра ничего не замечала. Она ощущала только силу мускулистой груди Джека, прижатой к ее плечам, свои ягодицы, прижавшиеся к его паху, прикосновение его напряженных ног к бедрам. От него исходили жар и страсть — она вздрогнула, сознавая, что причина их заключена в ней.
— Холодно? — шепнул он ей прямо в ухо.
— Смеешься? Ты пылаешь, как раскаленная печка.
Она крепко ухватилась за железную решетку.
— Это из-за тебя.
Он начал осыпать быстрыми поцелуями ее шею и щеку.
Она повернулась, ища его рот, и губы их встретились. От него пахло коньяком и желанием — это был горячий вкусный аромат, и ей хотелось вдыхать его вечно. За сигаретным дымком, исходившим от одежды, она улавливала свежий цитрусовый аромат лосьона после бритья, который он предпочитал всем остальным, и естественное благоухание его кожи. Вобрав в себя терпкий мускусный запах, она с трудом удержалась от того, чтобы не расстегнуть ему рубашку и не прижаться лицом к груди.
— Господи, какая ты сладкая, — пробормотал он, поглаживая ее плоский живот и бедра.
— Тогда поцелуй меня еще раз.
Его широкая рука разворошила ей волосы, откидывая тяжелые светлые пряди на одну сторону. Он поцеловал ее в шею, опалив кожу горячими влажными губами.
Кендра еле слышно застонала.
— Нет… поцелуй меня в губы. Поцелуй меня В ГУБЫ.
— Я и сам хотел… подожди секундочку, — сказал он, продолжая гладить ее бедра и постепенно переходя на ягодицы.
Она подняла руку и переплела свои пальцы с пальцами, перебиравшими ее волосы.
— Прошу тебя, Джек.
Он закрыл ей рот поцелуем, от которого она начала млеть и оседать в его руках. Губы ее раздвинулись, и она ощутила, как проникает в нее его язык. Запах коньяка стал сильнее. Как и запах его страсти. Он дышал тяжело и хрипло. Сама же она не знала, дышит ли вообще.
— Такого поцелуя ты хотела?
Он сильнее впился в ее губы, язык его проник глубже, находясь в постоянном движении и словно бы подчиняя ее своему обольстительному ритму.
— Да, — выдохнула она, — именно такого.
Всеми жилками тела она ощущала сладостное томление — это была глубокая, сильная страсть, бурное желание, возраставшее еще больше от ответного чувства, сотрясавшего его мощное тело. Она отдалась этому поцелую целиком, широко раскрыв рот, сплетя его язык со своим и слегка прикусив ему нижнюю губу.
Свободной рукой он скользнул по ее бедру. Внезапно пальцы его замерли, а потом дважды коснулись кружевной подвязки.
— Неужели это… милая, у тебя такие длинные трусики?
— Нет.
Он забрал в горсть темно-синюю шелковую ткань и приподнял подол платья. Обнаружив обнаженную сливочную кожу над чулками, он зарычал и начал гладить тело над кружевной подвязкой. Она содрогнулась, невероятно возбужденная этим мягким прикосновением. Его рука медленно двинулась вверх по бедру к черным шелковым трусикам.
— Лучше бы мне найти их в ближайшие три секунды, иначе я ни за что не ручаюсь.
Голос его звучал сдавленно, а рука все ползла вверх.
Кендра почувствовала, как сильно он возбужден: набухший от прилива крови, тяжелый, пульсирующий член уперся в ее бедро.
— Сейчас найдешь… только знаешь? Я не уверена, что этого хочу… так приятно ощущать тебя!
Пальцы его остановились у кружевной оборки трусиков, и она пробормотала что-то невнятное.