А как только он вырубится, я ускользну. Проснувшись, он за мной не пойдет, потому что я оставлю обещанные ему деньги на видном месте.
Размышляя о своем плане, я радовалась, как ребенок, однако пришлось скрыть воодушевление, чтобы Мерфи не счел, что у меня совсем шарики за ролики заехали. Но беспокоиться не стоило, потому что Мерфи сосредоточенно пялился на деревья и совсем со мной не говорил. Не составило никакого труда подсыпать сонное зелье в его яблочное пюре, и Мерфи съел все без остатка, даже не зная и не думая о том, что ест.
Наступила ночь. В небе появился уже не такой тоненький серп луны, нас окружили звуки джунглей. Мерфи положил ружье на колени.
— Я подежурю первым.
Сомневаюсь, что от дежурного, который не видит ничего, кроме своих век изнутри, будет много прока. И еще сомнительно, что ружье чем-то поможет, если гаитянин или его друзья решат вернуться.
Как и ожидалось, через пятнадцать минут голова Мерфи поникла, но он тут же что-то забормотал и резко ее вскинул. Широко распахнул глаза и вгляделся в темноту. Вскоре он уже не мог бороться со сном и уронил подбородок на грудь. Я подождала еще пятнадцать минут для верности и схватила свои вещи.
Я насыпала вокруг Мерфи защитный круг из соли. Ни один зомби не перешагнет соль. Кстати, мой зомби-выявитель совсем ее не содержал. Возможно, поэтому он и не работал.
Перед уходом я положила чек перед Мерфи. Теперь ему незачем будет за мной идти. Мы в расчете.
Уходя в лес, я приказала себе отставить мысли по поводу Мерфи. Мне и без него хватало, о чем подумать.
Например, куда я вообще иду? Так как мы уверенно шли в гору в северо-западном направлении, я пошла в ту же сторону. На секунду меня охватило сомнение: слишком уж простой вариант, словно дорога из желтого кирпича, уводящая меня от волшебника, а не ведущая к нему. Но какой у меня есть выбор?
Только два варианта: сдаться или продолжить. Выбор невелик.
Я шла всю ночь, ни разу не останавливаясь, чтобы обрезать лиану или протиснуться между близко растущими деревьями. Я определенно шла по ведущей куда-то тропе. Надеюсь, она приведет не к обрыву.
Я не слышала ничего, кроме насекомых — ни рева, ни голосов, ни шагов, ни шороха лап, — до самого темного предрассветного часа, когда луна и звезды исчезли, а небо стало чернее преисподней. Я ненавидела этот час. В это время всегда приходили сны о Саре.
— Сегодня никаких снов, — пробормотала я. — Не буду ложиться.
Я остановилась, потому что тропа исчезла из виду, и достала фляжку. Прислонившись к дереву, я медленно пила и смотрела на небо, ожидая, что эбеновый сумрак начнет рассеиваться, но ничего не происходило.
— Может, здесь рассвет наступает попозже, — прошептала я, но звук собственного голоса отнюдь меня не успокоил.
Шорох в кустах прозвучал настолько тихо, что на ходу я бы его не услышала. Что-то маленькое, легкое, скорее всего пушистое.
Я потянулась к ножу, но опустила руки, увидев за деревьями фигуру.
— Сара.
Мне хотелось ее коснуться, но я не смела. Это не может быть по-настоящему, как бы мне того ни хотелось. Если я дотронусь до дочери, не исчезнет ли она клубом дыма?
На ней была та же одежда, что и в день смерти: форма частной школы, темно-синяя с белым. Сара ненавидела эту юбку. Темные волосы, очень похожие на мои, были причесаны, щеки цвели здоровым румянцем, а карие глаза — наследие Карла — живо поблескивали. Единственной странностью было отсутствие носков и обуви.
Наверное, мне снился сон, но вот я стою, прижимаясь спиной к дереву, и наяву чувствую влажную жару Гаити.
Я передвинула ноги, и под подошвами зашуршала листва. Ударила рукой по стволу и почувствовала боль.
— Мамочка? — прошептал мне ветер.
«Вот черт», — подумала я и испугалась, что сейчас расплачусь. Неужели я сошла с ума?
Все нормально.
Нет, не совсем. Ничто больше не нормально с тех пор, как ее не стало.
— Мамочка! — повторила Сара и бросилась ко мне.
Я опустилась на колено, раскинула руки, и она пронеслась сквозь меня, будто первый осенний ветерок.
Я закрыла глаза и учуяла ее запах. Так пахла только Сара: одновременно сладко и резко, приглушенным белым цветом и горячим розовым неоном, солнцем, тенью и землей. Я очень давно не слышала такого аромата.
— Ты в порядке?
Я открыла глаза. Я сидела на земле, привалившись к дереву. Солнце сияло в небе, образуя нимб вокруг головы сидящего передо мной на корточках Мерфи.
Я моргнула, глядя в небо.
— Который час?
— Это все, что ты можешь сказать? — Мерфи подвинулся и сел рядом. — Ты меня одурманила.