— Девон, — поправил он.
— Что?
— Меня зовут Девон. По-моему, после французского поцелуя ты, по меньшей мере, могла бы звать меня по имени.
— Не уверена. — Он выругался. Кажется, по-французски. — Сколько языков ты знаешь?
Мерфи пожал плечами.
— Несколько.
Я обнажила перед ним душу, ну или то, что от нее осталось. Теперь его черед.
— Почему ты постоянно меняешь акценты?
— Потому что умею.
— И откуда такое уменье?
Он не ответил, избегая моего взгляда.
— По-моему, после французского поцелуя ты, по меньшей мере, мог бы сказать, откуда ты родом, — передразнила я его.
— По-твоему, да?
— Я правда хочу знать, — прошептала я.
Мерфи так долго молчал, что я уж решила, он не ответит. Потом слова посыпались, спотыкаясь друг о друга, словно он торопился высказаться.
— Я родился в Теннесси. В горах. Я насто-я-щий деревенщина.
Он говорил как главный герой фильма «Деревенщина из Беверли-Хиллз», но что-то в его взгляде заставило меня удержаться от смеха.
— Ты американец.
— Как уголь, который добывал мой отец. Десять детей. У нас ничего не было. Потом шахту закрыли, а мама умерла.
— Сколько тебе было?
— Пятнадцать. На следующий день я ушел из дома.
— В пятнадцать?
— А почему нет? Я уже был практически предоставлен самому себе. И не собирался спускаться в те шахты, даже если бы их не закрыли. Я подумывал стать моделью. — Он усмехнулся. — Дома меня считали очень привлекательным.
Могу себе представить. Он по-прежнему очень привлекателен.
— Я всю жизнь мечтал быть богатым.
— Это не так здорово, как кажется.
— Попробуй побыть бедной и поголодать, а потом уж решай.
Он прав. Я понятия не имела, каково это, когда нечего есть, нет работы и нормального образования.
— Прости.
Я задумалась, не являлись ли бусы и перья, серьга и кольцо на большом пальце невольным бунтом против нищенского детства. Или, возможно, Мерфи обзавелся ими из простой любви к милым блестящим безделушкам.
— Не бери в голову. — Он глубоко вдохнул, выдохнул. — Меня иногда заносит.
Рассказывая о прошлом, он говорил с легким провинциальным акцентом, который подобно теплой воде струился по моей коже. Передернув плечами и прочистив горло, он продолжил ровным безличным тоном ночного диктора:
— Преисполнившись надежд, я приехал в Нью-Йорк, но затерялся в большом городе, где смазливых мордашек пруд пруди. Какое-то время жил на улице, совершая поступки, которыми нельзя гордиться.
И это я могла представить.
— Потом обнаружил, что с легкостью перенимаю акценты и языки; в Нью-Йорке их немало. Я нашел работу, ушел с улицы, однако всегда находился лишь в шаге от того, чтобы снова туда вернуться.
Учитывая, что Мерфи ушел из дома в пятнадцать лет, все обернулось не так уж плохо. Способность освоить столько акцентов и языков, его находчивость и умение излагать мысли говорили об изрядном уме.
— Как ты оказался на Гаити?
— Я работал в сфере строительства. После последнего урагана, обрушившегося на Карибы, меня попросили приехать и помочь.
— Бесплатно?
Мерфи вскинул бровь.
— Я похож на альтруиста? Правительство выделило субсидию.
— После последнего урагана? — Я нахмурилась. — Но ведь он был год назад.
— Работа закончилась, я остался.
— Почему?
Он взглянул на деревья.
— Мне здесь нравится.
Будучи человеком, исповедующим любовь к деньгам, Мерфи осел не там, где надо.
Внезапно он споткнулся. Я потянулась к нему. К счастью, он сам удержался на ногах, иначе мы оба оказались бы на земле.
— Ты ослаб, — сказала я. — Изголодался.
Он выпрямился.
— Это не из-за голода. Я испытывал голод. Черт, да я мог бы пробежать несколько километров, прежде чем отключиться.
— Давай обойдемся без бега и просто пошагаем, ладно?
Мерфи улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. Не знаю, что в нем такого — может, все дело в отличном сексе — но благодаря ему на душе становилось легче.
Он откровенно говорил о себе и своих желаниях. У Девона Мерфи не было ни тайн, ни скрытых мотивов. Для женщины, скрывающейся под чужим именем, чью жизнь разрушили секреты, такой мужчина как Мерфи был слишком необычным, чтобы перед ним устоять.
Хотя к заброшенной хижине меня привела змея, я без труда отыскивала обратную дорогу. Казалось, ноги сами несли меня по незримой тропе. Когда до деревни, по моим подсчетам, оставалось несколько минут пути, мы, пробравшись сквозь гущу деревьев, вышли на незнакомую поляну.