Треск поленьев в камине напугал Лоретту, и, повернувшись, она увидела, как искры летят на мраморные плиты. В комнате было чересчур тепло для этого времени года, но, говорили, маркиз Коновер в своих странствиях по экзотическому Востоку полюбил жару.
— Я взываю к твоей добродетели, — сказала Лоретта, чуть не поперхнувшись немыслимой фразой.
— Я нахожу добродетельных мужчин скучными. Как и добродетельных женщин.
Кон встал из-за стола и направился туда, где Лоретта стояла как вкопанная, не в силах сдвинуться с места, ибо ноги отчего-то сделались невозможно тяжелыми. Он улыбнулся, став вдруг похожим на того мальчишку, которого она знала когда-то.
Лоретта надеялась показаться привлекательной, несмотря на прошедшие годы, но ее план осуществлялся что-то уж слишком хорошо и быстро. Она оттолкнула его с чуть большей силой, чем намеревалась.
— Что вы знаете о добродетельных мужчинах, милорд? — Она убрала дрожащими пальцами непослушную прядь и подколола ее шпилькой. Не годится и дальше искушать Кона. Или себя. О чем она только думала, когда решила прийти сюда?
— Я знавал нескольких. Однако не уверен, что твой брат вписывается в эту категорию. Приятный, серьезный молодой человек при определенных обстоятельствах. Студент богословского факультета, не так ли? Но с другой стороны, боюсь, его теперешние пороки делают юношу неподходящим для избранной профессии. Помимо всего прочего, он еще и настолько бесчестен, что отправляет вместо себя сестру. Твое письмо было вполне впечатляющим. Ради него ты готова пойти на многое, но я не понимаю, почему должен простить его долг. — Кон сложил на груди руки и наклонился вперед. — Убеди меня.
Пропади он пропадом. Хочет заставить ее умолять. Они оба знают, чем это закончится.
— Он понятия не имеет, что я здесь. Он ни о чем не догадывается, — быстро проговорила Лоретта и отступила назад.
Кон снова придвинулся к ней, своим теплым, пропитанным бренди дыханием рассылая трепет по ее позвоночнику. Она повалилась назад, в кожаное кресло. Немногим лучше. Что ж, по крайней мере, она не упадет как дура к его ногам.
Лоретта прикрыла глаза, вспоминая себя в такой позе. Голова Кона откинута назад, пальцы запутались в ее волосах. Как давно это было…
Она подняла глаза. Судя по морщинке на щеке, ее неуклюжесть позабавила его.
— Он не поблагодарит тебя за вмешательство.
— Я не вмешиваюсь! Мой брат слишком юн, чтобы пасть жертвой твоих гнусных махинаций.
Кон вскинул черную изогнутую бровь.
— Какой мелодраматичный выбор слов! Он не так уж и юн, как ты знаешь. Гораздо старше, чем была ты, когда старалась быть такой уверенной в себе. И, называя меня гнусным, ты вредишь самой себе, Лоретта. Я ведь могу оскорбиться и отказаться сотрудничать. Возможно, я слишком добродетелен, чтобы отговаривать его от азартных игр, которые он едва ли может себе позволить. Но я получу свое. — Он наклонился вперед, положив ладони на подлокотники кресла Лоретты. Глаза его были темными, непроницаемыми, но намерения ясны.
Лоретта почувствовала, что краснеет, и откинулась на спинку кресла. Она заставила себя сохранять спокойствие. Давя на нее таким образом, Кон ее не напугает.
Она чуть-чуть приподняла подбородок:
— Он не может… то есть я хочу сказать, в настоящее время мы стеснены в средствах. Наш опекун… — Она замолчала, потому что никогда не умела убедительно врать. Зато прекрасно научилась хранить тайны.
Кон резко оставил ее и вернулся к своему столу. Лоретта наблюдала за ним: он плеснул бренди в хрустальный стакан и оставил его нетронутым.
— Чего ты хочешь, Лоретта? — спросил он бархатным голосом. — Чтобы я порвал расписки твоего брата и в следующий раз, когда мы встретимся, сделал бы вид, что не знаю его?
— Да, — дерзко отозвалась Лоретта. — Сумма, которую он должен, для тебя наверняка пустяк. А его общество скучно. Даже если этим ты сейчас оскорбишь его чувства, в конечном итоге это будет только ему на пользу. Однажды он это поймет. — Она оглядела комнату, обставленную с изяществом и роскошью. Медные ручки блестят в свете свечей. Толстый персидский ковер лежит под потертыми подошвами ее туфель. Кабинет лорда Коновера — это логово мужчины изысканного вкуса, от дешевых меблированных комнат, в которых обитает Чарли, он отличается как небо от земли.
Лоретта стиснула руки, ожидая следующих слов Кона.
На его лице промелькнул слабый след улыбки.
— Ты приписываешь мне то, чего нет. Я не настолько благороден и, несмотря на то, что ты тут видишь, не настолько богат, чтобы простить долг такого размера. Нам всем нужны наличные, чтобы пускать пыль в глаза. И исполнять обязательства.
Лоретта точно знала, чего ему стоило его обязательство перед ней, и придержала язык.
Кон откинулся на спинку кресла — само воплощение уверенности.
— Если я не могу получить деньги, то должен иметь что-то взамен. Думаю, ты знаешь, что доставит мне удовольствие.
Лоретта кивнула. Ей это тоже доставит удовольствие, да простит ее Бог. Ее голос не дрогнул.
— Когда, Кон?
Он взял свой стакан и осушил его.
— Сейчас. Признаться, я не могу дождаться, когда снова заполучу тебя в свою постель.
Лоретта напрягла память. За время их короткой любовной связи постель была весьма редким атрибутом их встреч. Предаться с ним любви в постели… да, в этом есть определенная прелесть новизны. Однако она не готова; баночка с губками все еще надежно спрятана в ее маленьком сундуке в комнатах брата. А она все-таки надеялась, что вечер не закончится таким образом. Но у нее только что закончились месячные, так что она наверняка в безопасности.
— Очень хорошо. — Лоретта поднялась из спасительной гавани кресла.
На лице Кона отразилось удивление. Прекрасно. Вот ей удалось выбить его из колеи.
— Тебе не кажется, что ты принимаешь свою судьбу достаточно спокойно?
— Но разве не ты все устроил так, чтобы к этому пришло? — тихо спросила Лоретта.
— По-твоему, это я заставлял твоего брата играть, делая высокие ставки? Клянусь, такая мысль даже не приходила мне в голову, — ровным голосом отозвался Кон. — Как, должно быть, ты презираешь меня, если говоришь такое. — Он жестом подозвал ее к себе.
После нескольких неловких мгновений Лоретта подошла к Кону и позволила усадить себя на колени. Его плоть была неоспоримо твердой, полностью возбужденной.
Лоретта на мгновение ощутила прилив торжества.
Кон положил широкую ладонь ей на живот и придвинул к себе еще ближе.
— Как ребенок? — спросил он.
Был ли это бессознательный жест? Кон никогда не чувствовал свою дочь там, где сейчас лежала его ладонь, никогда не видел ее, не держал на руках.
Лоретта поборола порыв убрать его ладонь и заставила себя прижаться ближе к его груди. Дело пойдет быстрее, если она просто уступит и позволит ему думать, что он победил.
— Прекрасно, милорд. А ваш?
— Крепко спит в дортуаре, надеюсь, в окружении других маленьких негодников. Я бы хотел, чтобы ты как-нибудь познакомилась с ним.
Лоретта не говорила ему, что уже знакома с его сыном, поскольку его жена была ее подругой, как бы невероятно это ни казалось.
— Не думаю, что это было бы разумно, милорд.
— Почему же? Если ты помнишь, я предлагал тебе положение его мачехи год назад. Тебе давно пора познакомиться с моим сыном, а мне — с твоей дочерью. — Его проворные пальцы начали вытаскивать шпильки из ее прически.
Лоретта ничего не ответила, затихнув в его объятиях: губы Кона заскользили по ее шее, а ладони стали гладить каждый дюйм обнаженной кожи. Одеваясь сегодня, Лоретта оголила столько плоти, сколько осмелилась, дабы соблазнить его, и теперь недоумевала, как могла так обманываться. Ничего не изменилось. И никогда не изменится. И в этом вся сложность.