«Сними блузку». Легкая хрипотца в голосе выдает вас. Я чувствую, как твои руки грубо наполняют и сжимают мою задницу, когда я делаю то, о чем ты просишь. — А теперь отпусти каблуки.
Я подчиняюсь, а затем оглядываюсь на тебя через плечо.
Ты сидишь, расставив ноги и поставив ступни на пол, штаны спущены ровно настолько, чтобы член был свободен. Твоя челюсть сжата, твои глаза темны, и твои руки грубо касаются моей кожи, пока ты продолжаешь ласкать мою задницу.
Ты владеешь этой исповедальней. Ты владеешь мной.
Я вижу, как ты тянешься к маленькому белому тюбику, открываешь его и лениво капаешь холодный прозрачный гель на свой член. В первый раз, когда мы сделали это, мы использовали масло для помазания, слишком отчаянные друг для друга, чтобы ждать, чтобы найти что-то более подходящее. (Или, по крайней мере, что-то менее кощунственное.) Воспоминание заставляет мое сердце снова нагреваться, все ниже моего пупка покалывает, гудит и оживает.
«Ты заставляешь меня грешить», — выговариваешь ты, когда твоя рука начинает медленно качать член. Смазка блестит на темной горячей коже, и я вижу, как ты крепче сжимаешь кулак. — Ты заставляешь меня делать то, чего я не должен делать. Ты заставляешь меня хотеть этого. Это очень, очень плохо с твоей стороны.
Может ли мужчина выглядеть царственно, когда гладит себя? Я не знаю, но именно так ты сейчас выглядишь: мышцы рук и плеч напряглись под рубашкой, твои мощные ноги расставлены в стороны, а твой великолепный член такой выдающийся и гордый.
— Я в беде? — застенчиво спрашиваю я, хлопая ресницами.
— Столько хлопот, — бормочете вы, а затем одна из ваших рук обхватывает меня за талию и дергает назад и вниз.
В тот момент, когда твой член упирается между моими щеками, я чувствую, как тает моя прежняя нервозность. Этот это то, что мы делаем, это кто мы есть. Я не могу солгать и сказать, что то, что ты священник, не заставило меня сначала хотеть тебя. Я не могу солгать и сказать вам, что запретное начало наших отношений до сих пор не возбуждает меня, иногда не выводит меня из себя, когда я думаю об этом.
Но в сердце нас, в основе нашей любви, есть только грубое доверие и глубоко укоренившаяся надежда. Да, я влюбился в тебя, потому что ты был священником. Но я продолжал любить тебя, потому что ты был собой, Тайлер Белл, умный, ревнивый и рассеянный, преданный и измученный.
Все это я чувствую, когда широкий гребень твоей макушки медленно проталкивается через первое кольцо мышц, а затем второе, и все это время ты прижимаешь меня к себе, насаживая мою тугую задницу на свою эрекцию. Я сосредотачиваюсь на дыхании и открытии, на расслаблении для тебя, дышу контролируемым, прерывистым дыханием, пока мои ягодицы не прижимаются к твоему паху, и я не опускаюсь так глубоко, как только могу. Вы достигли дна, и вы позволяете себе бормотать блять, тесно.
Мы делаем паузу вот так, ты прислоняешься лбом к моей спине, а я протыкаю твой член, отвернувшись от тебя и глядя в открытую дверь исповедальни в пустое святилище.
— Готов, ягненок? ты шепчешь мне на ухо.
Я ненавижу не видеть тебя, но это заставляет меня еще больше обращать внимание на все остальное: на хриплый твой голос, на грубые подушечки твоих пальцев, ласкающих мою грудь, на густую эрекцию, наполняющую меня так, что я еле выдерживает.
А потом невозможно сказать, где заканчивается ролевая игра и мы начинаем, потому что твои руки двигаются к моей талии, поднимая меня вверх и вниз, вверх и вниз, и это настолько грубо, что мое стоп-слово всплывает на поверхность моего разума. Но за каждый глубокий толчок, когда ты зарываешься по самые яйца, за каждый шепот шлюха а также заставь меня кончить, заставь меня, черт возьми, кончить , легкий поцелуй между моих лопаток, рука тянется, чтобы заправить прядь волос мне за ухо.
Я люблю это. И в конце концов, эмоциональный заряд нашей игры, сладость, оставшаяся под ней, и жестокий трах в жопу - все это способствовало тому, что мой разум почувствовал блаженство, отстраненность, мой оргазм извергался из ничего и струился сквозь ничто, а я — совокупность противоречий — напряженная и расслабленная, дрожащая, но спокойная, присутствующая, но в то же время парящая над всем этим.
Когда я кончаю, ты двигаешь моей задницей на свой член так сильно и быстро, что я почти кричу, а потом ты хрюкаешь ягненок , и, наконец, ты глубоко и долго пульсируешь во мне, отмечая меня как свою, когда отпускаешь, твои пальцы впиваются мне в талию.