И тут я услышал мужской голос.
Антон Риз.
Улыбка медленно сползла с моего лица, когда я слушала их неразличимую перебранку, теплый и дружеский ритм их слов, серьезный тон, который он использовал с ней. И вдруг мне пришло в голову, что все, что она говорила о том, что у нее отличный персонал, о такой поддержке, — она имела в виду Антона. Антон был там, великолепен и поддерживал меня, а вот и я, тридцатитрехлетний кандидат наук, с эрекцией в флуоресцентно освещенном коридоре.
Меня пронзила ревность. Колола и колола, пока, наконец, Поппи не сказала тем веселым голосом, который означал, что она смеялась: — Прости, Тайлер. Антон пришел с новостями.
— Я хочу тебя сегодня вечером, — вмешался я, не утруждая себя переходом с одной темы на другую. «Я хочу, чтобы ты вцепилась в задницу, царапая кровать, пока ты кончаешь вокруг моего члена».
Меня не волновало, что от моего наставника меня отделяет только дверь или что в любой момент мимо может пройти другой студент. Я заботился только о том, чтобы заявить о себе. О том, чтобы показать ей, как Тайлер Белл может поддержать ее, когда он доставляет своей жене анальные оргазмы подряд.
Ее дыхание сбилось. "Иисус Христос."
— Значит, да?
Наступила пауза, пауза, когда я мог чувствовать ее ощутимое желание даже через телефон, как будто оно пульсировало через какие-то спутниковые волны, заставляющие телефоны работать. Но когда она ответила, то пожалела. «Ты знаешь, что я хочу, но еще так много нужно сделать для гала-концерта…»
Отвержение царапало зазубренным лезвием по коже моего сердца. "Ой. Верно. Конечно."
— И ты будешь доставать меня весь день завтра, и послезавтра, и послезавтра, — торопливо прибавила она. — И тогда я буду веся твоя. Это прямо сейчас, Антон и я все еще изо всех сил пытаемся закрепить все на свои места для субботнего вечера».
Антон и я.
Антон и я.
— Конечно, Поппи, — повторил я, надеясь, что она не слышит, как мне больно, стыдно и сердито. Не злюсь на нее, а злюсь на себя. Почему я подошел к ней, как похотливый подросток, как будто то, что я трахаю ее, было самым важным, о чем она могла думать? Что я за эгоистичный ублюдок?
Антон, наверное, никогда бы так к ней не подошел.
Он не пойдет на нее , твердо сказал я себе. Каждый раз, когда ты встречался с ним, он был совершенно мил. Совершенно вежливый. Ты позволяешь ревности изобретать сценарии, которых не происходит.
Кроме того, что, если бы эти сценарии происходили?
Черт возьми, Тайлер. Останови это.
«И я, вероятно, сегодня опоздаю, но я знаю, что ты все равно будешь работать допоздна в библиотеке, так что я все равно могу вернуться домой раньше тебя». Опять приглушенная болтовня, Антон.
— Хорошо, — сказал я как можно ровнее. — Тогда я обязательно увижу тебя завтра. За нашу поездку к твоим родителям.
— Это свидание, — подтвердила она, но, несмотря на восходящую интонацию и милое прощание, которое она добавила после него, я мог сказать, что ее мысли уже вернулись к работе. Вернемся к Антону.
— До свидания, ягненок, — тихо сказал я и нажал кнопку «конец».
Она была права. Я, вероятно, все равно буду работать допоздна, так что не имеет значения, что она будет делать то же самое. И у нас был бы День Благодарения вместе.
Но когда студент, назначенный передо мной, вышел из кабинета моего консультанта, а я встал, чтобы собрать свои вещи, я почувствовал, что маленький пузырь надежды лопнул, пространство, где он заполнялся свинцовой тяжестью вины и подозрения.
Глава 3
Бумаги зашуршали. Мой стул заскрипел, когда я откинулся назад, пытаясь расслабиться. Мой советник, профессор Кортни Моралес, подняла кружку и сделала глоток кофе без кофеина.
Наконец она подняла голову. «Это сильная работа, Тайлер. Я очень впечатлен."
Я не смог скрыть своего облегченного выдоха, и она слегка улыбнулась, слегка поморщившись, поерзав на стуле. Ей было немного за сорок, чернокожая и красивая, с великолепным ореолом обсидиана, завитыми локонами, и к тому же она была на девятом месяце беременности. Она лениво постукивала пальцами по упругому вздутию живота, просматривая последние пятьдесят страниц моей диссертации.
Тут и там я видел несколько пометок — ее рукописные заметки и предложения — но ничего безумного. Может ли это означать, что у меня не будет серьезных правок до моей защиты? Могу ли я… закончить ?
Профессор Моралес перелистнула несколько страниц, сделала еще глоток фальшивого кофе и снова подняла голову. «Однако, я думаю, нам нужно пересмотреть ваш вывод».