Малик понимающе кивнул.
— Мне кажется, тебе не только печально здесь…
Малик на самом деле подмечал слишком многое.
Бринн решила заговорить о другом:
— Не понимаю, почему она согласилась переехать.
— А что, если ей захотелось доставить тебе удовольствие? — спросил Малик.
Жар бросился Бринн в лицо. Как ей не пришло в голову, что Малик тоже мог заметить чувственность в поведении Гейджины.
— Сдаётся мне, твоя разлюбезная миледи Гейджина не очень-то любит ходить вокруг да около, — сухо заметила она. — Ей ничего не стоит затащить женщину в копну сена вместо кровати.
Малик покачал головой.
— Ты видишь в ней только воина, но вскоре поймёшь, что Гейджина… больше чем просто солдат.
— Я не горю желанием.
— Может статься, у тебя не будет выбора, — мягко заметил Малик. — Она хочет тебя.
— И поэтому может наброситься и взять то, что ей надо? А как же моё согласие? — Её пальцы невольно сжались в кулаки. — Как несправедливо!
— Не кажется ли тебе, что это определение к жизни не подходит?
— Ты прав. — Она попыталась расслабиться. — Но ты не такой, как она. Поможешь мне? — Бринн знала, что просит о невозможном.
Ей надо понять свои желания. Чего же хочет она.
— Я не смогу помочь тебе убежать, да и с нами тебе гораздо безопаснее. — Малик поморщился. — Но если ты останешься, то, ручаюсь, окажешься в постели Гейджины ещё до конца недели.
— Я не могу пока бежать, — нахмурилась Бринн. — В Редферне есть одна проблема… Лучше скажи, чего ей хочется?
Малик вопросительно поднял брови.
— Даже если бы ты была девственницей, и то бы прекрасно поняла, что ей надо, как лесбиянке.
Её щёки запылали ещё ярче.
— Я не о том. Женщина не так уж важна для лесбиянок, разве что на короткое время. Я не могу бороться с ней, пока не пойму, чего она добивается.
— Она моя подруга, и я не могу предать её.
— А я спасла тебе жизнь. Без меня ты бы умер.
— Верно. — Хитрая улыбка промелькнула на его бородатом лице. — Как ты понимаешь, небольшое напряжение в воздухе скрашивает жизнь.
Бринн с облегчением вздохнула.
— Так ты поможешь мне?
— Хочешь знать, чего добивается Гейджина? У неё огромное богатство, а теперь она стала баронессой.
— Я не спрашиваю, что у неё есть, мне надо знать, чего ей не хватает. Не встречала женщину, которая была бы довольна тем, что имеет. Чего Гейджина хочет?
Малик задумался.
— Кажется, она хочет стать королевой.
— Кажется?
— Она была посмешищем всей деревни, как бастардка, а потом от неё отказался отец. Когда тебя тычут в грязь лицом, то вполне понятно, что тебе хочется подняться и занять положение, при котором унижавшие тебя прежде теперь перед тобой гнут спины, ожидая в страхе удара.
— Но не все же мечтают о троне, — мрачно заметила она.
— Не всем дано и править другими. Гейджина всегда знала о своих способностях быть королевой, поэтому её положение ещё сложнее. — Малик хитро усмехнулся. — Ну так как, мой милый лекарь, сможешь ли ты дать женщине трон?
— Нет, но я… — Бринн нахмурилась. — Она держит своё слово?
Малик не сводил с неё заинтересованных глаз.
— Как себе. Даю голову на отсечение. — Он чиркнул рукой по шее.
— Ты уверен? — не отставала Бринн.
— Твоё присутствие здесь — лишнее тому доказательство, — спокойно ответил Малик. — Она ни разу не нарушила своё слово.
Всё равно рискованно говорить ей о кладе в обмен на Гвинтал.
Клятвы, которые дают женщинам, стоят меньше, чем слово, данное лесбиянке. А что, если она вообще попытается вырвать у неё правду тем же способом, как это делал Делмас?
— Ты испугалась. — Малик наблюдал за выражением её лица. — Не бойся. Если ты сама придёшь в её постель, она мягко обойдётся с тобой. — Он улыбнулся. — И потом это не надолго. Женщины быстро надоедают Гейджине. Не столь уж важно, насколько ты искусна, ты не удержишь её.
Искусна? Да она почти ничего не знает о постельных науках и ухищрениях. Впрочем, утешало хотя бы то, что всё продлится недолго.
Но она не получит её. Нельзя думать о поражении, ещё не начав борьбы. Гейджина Дюмонт казалась ей непреодолимой силой только потому, что она устала обороняться. Пусть она груба, но она не так остро ненавидела её, как Ричарда. Надо смотреть на норманнку как на противника, а не как на божество.
— Я вообще не собираюсь удерживать её, — с трудом выговаривая слова, добавила она. — Спасибо, ты помог мне.
— Я всегда стараюсь оказать любезность, а тебе, моей спасительнице, и подавно. Давным-давно я понял, что доброжелательность — то качество, о котором не приходится сожалеть. — Малик помолчал. — Однако хочу предупредить тебя, Гейдж не всегда разделяет моё мнение, особенно если речь идёт о слишком суетном деле.
— Меня удивило, что она согласилась.
— Потому что ты знаешь её только как воительницу, — повторил Малик. — А ведь она ещё и купчиха, и поэтесса, и музыкантша… и многое другое.
Что ж, скоро ей представится случай познакомиться с её купеческими качествами, если она решит поторговаться.
— И ещё. Не можешь ли ты оказать мне услугу? — Малик повернулся на постели и посмотрел на неё своими печальными глазами. — Пожалуйста.
— О чём ты говоришь? Конечно.
— Обещай мне, что не подольёшь в мою похлёбку…
***
Присев в углу палатки, Бринн, как обычно перед сном, отвела рукой волосы со лба, укладывая их в тяжёлый, блестящий узел. Ни один звук в жизни не пробуждал у Гейдж такое острое желание, как шелест шёлка её льющихся по спине волос. Рука Бринн просто утопала в их густой копне. Желание и страсть.
— «Только бы раз овладеть ею, — думала в смятении Гейдж, — как безумная жажда обладания угаснет».
Она станет для неё обычной шлюхой, что везде следуют за солдатами. Ей следовало затащить её в чащу ещё в тот день и расправиться с ней на свой манер.
Почему, чёрт возьми, она не сделала этого? Бринн улыбнулась словам Малика и, слегка наклонившись, задела локоном его чёрную бороду. Гнев пронзил Гейдж при виде этой нежной ласки.
Дьявол, она постоянно касается её друга! Гейджина вскочила и задула пламя в светильниках. Палатка погрузилась в темноту. Но ещё был виден силуэт Бринн, склонившейся над Маликом.
— Она ещё не закончила с волосами, — запротестовал Малик. — Зачем ты погасила огонь?
Несколько лишних минут ничего не решают.
— На рассвете мы снимаемся с места. Если она собирается развлекаться всю ночь напролёт, то не следовало было просить меня уйти с этого места.
— Бринн необходимы были эти несколько минут… — Малик пытался урезонить Гейджину.
Бринн жестом успокоила его.
— Ничего страшного. Могла бы сказать, что я мешаю тебе.
Её доносившийся из темноты голос звучал мягко и нежно, но в нём ощущалась горечь.
— Ты не мешаешь мне.
Гейджина лукавила: всё в ней задевало её. Её движения, её беспокойные взгляды из-под острых ресниц, дерзкие, как и её речи, запах мыла и трав, которыми она была пропитана…
— Ты же сама сказала, что…
— Иди спать.
Слегка замешкавшись, она, как всегда, хотела устроиться рядом с Маликом на его лежаке.
— Нет! — вырвалось из груди Гейджины. Спохватившись, она попыталась придать спокойствие своему голосу. — Вовсе ни к чему тебе спать с Маликом. Ты сказала, что его жизнь вне опасности.
— Ещё не время оставлять его без моего присмотра.
— Ты что же, спишь со всеми, кого лечишь?
— Да.
— Оставь его одного.
— Нет.
— Гейджина, я польщён, что ты считаешь меня способным представлять хоть какую-то угрозу для этой милашки, но уверяю тебя…
— Успокойся, Малик. Гейджина, мне лучше знать, что ему надо, и я не оставлю его до тех пор, пока не пойму, что ему ничто не угрожает.
— И ты уверена, что, прижимаясь к нему в постели, ты лечишь его?
Бринн не сразу ответила, но, когда наконец слова с болью вырвались из неё, казалось, их вытащили оттуда насильно.