— Да, — выдавила она из себя.
— А как же твои расчудесные травы и лекарства? Разве они плохо помогают?
— Это не одно и то же… Почему ты не…
— Ты не слишком стеснительна. А вдруг ты захочешь удовлетворить свои собственные желания, пользуясь Маликом?
— Только не это! — Её голос дрожал. — Неужели ты думаешь, что я не сделала бы для тебя такую малость, если бы это не повредило ему? Ты пошла мне навстречу, решив уйти с этого места, и я обязана тебе. Но я не могу… Мне пока ещё нельзя оставлять его ночью.
— Почему?
— Порой приходят драконы.
— Драконы?
— Ну, не настоящие звери. Я не уверена, что они существуют в своём обличье. Это слабость, зараза, и… — Её голос понизился до свистящего шёпота: — …и смерть. Они выжидают и набрасываются на нас ночью, когда мы беззащитны.
— Так ты можешь сдержать этих зверей, прикасаясь к Малику?
— Я не говорила тебе, — поспешно возразила Бринн, — что могу лечить прикосновением. Иначе я превратилась бы в волшебницу. А только Господь может лечить всех.
— Малик уже клянётся, что его выздоровление — просто чудо.
— Оставь её в покое, — отозвался Малик.
— С какой это стати? Разговор только-только начинает мне нравиться. — Гейджина попыталась заглянуть ей в лицо, но в мерцании лунной ночи оно отсвечивало бестелесной бледностью. — Расскажи мне ещё что-нибудь о драконах, с которыми ты бьёшься.
Бринн молчала.
— А может, скажешь о рецепте похлёбки, которая вылечила Малика?
— Он ещё болен.
— Так, значит, его лечит бальзам?
— Именно он.
— Прекрасно. Поэтому сегодня ночью ты будешь спать отдельно.
— Я не могу оставить его. Если тебе кажется, что я колдунья и лечу его волшебством, то можешь так и думать. Мне всё равно.
— Колдовство — выдумка. — Гейдж, помолчав, добавила: — Впрочем, ты веришь в него, не так ли?
— Верь я в такое богохульство, церковь давно бы сожгла меня на костре. Я не колдунья. Лечит бальзам, — быстро проговорила Бринн. — И сплю я вместе с твоим другом только потому, что в любое время ему может понадобиться моя помощь. Всё очень просто.
— Согласись, это разумно, Гейджина, — вступил в разговор Малик. — Она только стремится оградить меня от опасности.
Бринн покривила душой; она верила в свои целительные силы, данные ей свыше. Но она должна скрывать свой дар. Колдунов боялись или презирали; в том и в другом случае они вызывали страх, а страх — самый коварный, самый мощный враг.
— Всё совсем непросто, — проворчала Гейдж. — Ладно, спи с Маликом… сегодня.
Но и сквозь разделявшее их расстояние она чувствовала не утихающее в ней беспокойство.
— Ш-ш, — прошептал Малик. — Всё будет хорошо.
— «Он успокаивает её, — недовольно подумала Гейджина.
В который раз сама она оказывалась простолюдинкой рядом с благородным рыцарем Маликом. Впрочем, а почему бы и нет? Что с того, что она считает Малика другом, а её врагом? Она её рабыня. Ей вовсе ни к чему её доверие или доброе расположение.
Всё, чего она хочет, — обхватить её бёдра и раствориться в них, и, как показывает опыт, неукротимость её была верным помощником и редко подводила. Пусть она боится её, страх станет её надёжным союзником, таким образом она добьётся своего. Палатку прошила какая-то лёгкая тень, Бринн теснее прижалась к Малику. Гейджина заставила себя закрыть глаза.
Завтра она овладеет ею, и всё будет кончено. А там пускай снова спит в объятиях Малика.
========== 4 глава ==========
— С ним всё в порядке? — Гейджина озабоченно заглянула в повозку, осадив на скаку коня и пытаясь увидеть Малика.
— Я чувствую себя хорошо, — быстро ответил Малик.
— Он очень слаб, — вступила в разговор Бринн. — Лес казался мне гораздо ближе.
— Со мной всё хорошо, — повторил Малик, улыбаясь. — Путешествия всегда придавали мне бодрости.
— Может, надо было подождать другого дня, — пробормотала Бринн. — Но он хорошо выспался, и я подумала, что…
— Мы будем на месте через час, — прервала её Гейджина и отъехала от повозки.
Глядя ей вслед, Бринн покаянно вздохнула.
— Она сердится на меня, и вполне заслуженно. Надо было сказать ей, что ты ещё недостаточно окреп для таких поездок.
— Подозреваю, её недовольство не связано с моим состоянием, — Малик слабо улыбнулся, — а с тем, что этой ночью она была не так близка к тебе, как я.
— Тогда ей досталось по заслугам.
И почему это лесбиянки предпочитают жить своими низменными страстями?! Как хорошо было бы, если бы они гораздо чаще думали головой.
— Простите её, милая дама, — скорчил постную физиономию Малик. — Я думаю, что Господь их создал такими, чтобы рождались чада его в этом грешном мире, несмотря на все тяготы жизни. — Лицо его стало серьёзным. — Но всё не так страшно, как ты думаешь.
Бринн отвела от него взгляд.
— Не понимаю, о чём ты?
— Ты была очень напугана этой ночью. Ты обладаешь волшебными чарами?
— Конечно, нет, — уж очень поспешила она с ответом.
Малик продолжал внимательно вглядываться в её глаза.
— Ты всё ещё дрожишь от страха. Почему? Ты спасла мне жизнь, и я никогда не предам тебя.
— Это сейчас ты так думаешь, но со временем всё может измениться.
— Только не для меня. Верь мне, Бринн.
Боже правый, как ей нужен близкий человек! Она так одинока! Впрочем, о чём это она? Разве все пережитые горести и беды её ничему не научили? Никому нельзя доверять. Бринн с трудом выдавила из себя улыбку.
— Ты же слышал, что сказала миледи Гейджина. В этом мире нет волшебства.
— Как жаль! — Малик был разочарован. — Знаешь, я не думаю так, как Гейджина. Мой народ считает, что без волшебства мир стал бы отчаянно тоскливым. Но если бы ты была уверена в своих колдовских силах, то лучшей защитницы, чем Гейджина, тебе не найти. Она не боится ни короля, ни Папу и с радостью бросит им вызов. С ней ты будешь в безопасности.
Её взгляд остановился на широкой, в доспехах, спине Гейджины. В безопасности? Бринн словно наткнулась и больно ударилась о непробиваемую стену безудержной мощи и насилия, окружавшую её. А что, если вся эта мощь встала бы на её защиту? Ей уже нестерпимо бороться одной с казавшимися непреодолимыми силами. Если бы удалось договориться о сделке…
— Она будет лучше обращаться с тобой, чем лорд Ричард.
Бринн снова посмотрела на Малика.
— Небольшая разница.
— Тогда дай Гейджине, что она желает, и встань под её защиту.
Иными словами — ложись под норманнку. Малик, конечно же, желал ей добра, но, как и все мужчины, считал такой способ обмена с женщиной самым естественным. Он и не подозревает, что у неё в запасе есть кое-что получше.
— Закрой глаза и спи. Тебе нельзя так много говорить.
Малик вздохнул.
— Надо понимать так, что я говорю то, что тебе вовсе не хочется слышать.
Помолчав немного, она, как бы размышляя, спросила:
— Стала бы она… Может, миледи Гейджина…
— Может, Гейджина что?
— Она говорит о сделке. Если я дам ей другое, гораздо более ценное для неё, стала бы она по-прежнему требовать от меня… эту услугу?
— А о какой ценности ты говоришь?
Бринн не ответила на его вопрос.
— Так стала бы?
— Вовсе необязательно. — Бринн с облегчением вздохнула. — Но в случае с тобой всё может быть по-другому. Впервые она так хочет женщину.
Значит, если она даже заключит сделку с Гейджиной и платой её будет Гвинтал, то всё равно ей не уйти от её озабоченности. Бринн подавила в себе чувство отвращения и попыталась рассуждать здраво. Может, попросить норманнку не только ради себя, но и Эдвины?
Соединение тел ради жизни. Она вспомнила песню, исполненную трубадуром в зале Редфернского замка. В ней пелось о жене одного знатного лорда, которая покончила с собой, лишь бы избежать насилия от своего врага. Лучше смерть, чем бесчестье, — вот единственный выбор для женщины. Разве справедливо, что жизнь Эдвины зависит от покорности Бринн? Она хранила своё тело от посяганий Делмаса, но если ради жизни Эдвины надо поступиться своими принципами, она пойдёт в постель Гейджины. Её душа лекаря не позволит умереть Эдвине.