Её слова стали привычными, вопрос перед бешеной атакой и штурмом. Она пыталась завоевать её согласие.
— Нет.
Её руки невольно сжали её груди.
— Господи, какая ты упрямая! Почему ты не… — не договорила она, пытаясь успокоиться. — Так не может дальше продолжаться. Ты хочешь меня, чёрт возьми!
Бринн и вправду очень хотела её.
Удовольствие от её ласк было странным и необычным, но в них не было того первобытного совокупления, того дикого слияния, только оно может дать ей полное удовлетворение.
— Всё останется по-прежнему, — помолчав, сказала она. — Пока ты не решишь остановиться.
— ≪Воздержание неестественно для лесбиянки, так что страдаешь ты, а не я≫.
Воин убрала руки с её грудей и легла на спину, глядя на усыпанное звёздами небо.
— Единственное, что правильно и естественно для нас обеих, — то, от чего ты отказываешься.
— Ты берёшь всё остальное силой, почему же не хочешь взять и это?
— Ты знаешь, почему. Когда ты придёшь ко мне сама, то уже не сможешь опять уйти.
— Тебе известно, что этого никогда не будет.
— Из-за смерти человека, которого ты ненавидела? — Гейджина приподнялась на локте и оглядела её. — Я не убивала Делмаса.
Бринн напряглась.
— Ты держала вилы.
— Но ты не видела, как я убивала его, потому что я не делала этого.
Перед Бринн вновь всплыла картина на конюшне, ужаснувшая её.
— Я видела.
— Ты слышала, чтобы я когда-нибудь соврала?
— Нет. — Надежда родилась в её душе, но увиденное на конюшне снова заслонило её слова. — До сих пор — нет. Ты всегда сама твердила мне, что доверяешь только тому, что видишь и можешь потрогать.
— Но ты мыслишь совсем по-другому. Ты веришь в честность и в чудеса. — В её тоне слышалась горькая усмешка. — Так где же теперь твоя честность, Бринн?
Та молчала со слезами на глазах.
Воительница выругалась.
— Может, ты и права, не доверяя мне. Ради тебя я пошла бы и на ложь, и на обман, и на убийство. Только злой рок уберёг меня от того, чтобы прирезать твоего мужа, как свинью, которой он был. Я даже пришла в ярость, что не смогла испытать этого удовольствия.
Слабая надежда снова зажглась в Бринн.
Её с горечью сказанные слова убедительнее всяких заверений в правоте:
— «Ради тебя я пошла бы и на ложь, и на обман, и на убийство».
О чём она? Гейдж уже говорила эти слова с ледяной убедительностью, и вообще, она очень умна. Она сладкоголосая искусительница, торговка, способная купить и продать что угодно, не моргнув глазом. Нельзя себе позволить ослепнуть под лучами её слов, которые она выдавала за правду.
— Ты права, я не могу доверять твоим словам.
Гейджина криво усмехнулась.
— А я и не надеялась. Поэтому в самом начале не настаивала на своей невиновности. Я бы тоже не поверила твоим словам при тех же обстоятельствах. — Она сжала губы. — Но между нами одна существенная разница. Я не брошу тебя. Каким бы ни был твой грех, я повторяла бы себе, что грешна я.
— Мы совсем разные.
— Между нами гораздо больше общего, чем ты думаешь. Мы обе честны, целеустремлённы и безжалостны, когда нам так надо.
Бринн испуганно посмотрела на неё.
— Я не безжалостна.
— В этом отношении ты более жестока, чем любой солдат в моей армии. Ради спасения чьей-нибудь жизни ты перешагнёшь, не задумываясь, полмира.
— Неправда.
— О, ты постаралась бы ступать очень осторожно, чтобы ненароком не наступить на кого-нибудь, но не остановилась бы ни перед чем, сметая всё и всех на своём пути ради того, чьим здоровьем ты решила заняться.
— Ты ошибаешься. Существует много других способов.
— Я права. И ты прекрасно это знаешь. Ты считаешь нужным порвать со мной, потому что веришь, что я виновница гибели измывавшегося над тобой и тобою ненавидимого мужа, но ты слишком дальновидна, чтобы винить себя в смерти Делмаса. — Её голос безжалостно доносил до её слуха каждое слово. — Ты отказываешь мне в доверии, которое проявляешь к Эдвине и Малику. Почему?
— Я видела… вилы.
— Будь честной сама с собой, Бринн.
Слёзы хлынули у неё из глаз.
— Я не могу…
— Тогда тебя останавливает не чувство вины, а что-то другое. Делмас для тебя — просто предлог, чтобы отгородиться от меня. Почему? Ты знаешь, я женюсь на тебе и стану обращаться с тобой с почтением.
— Батшебе…
— Мы одно целое. Почему ты отвергаешь меня?
— Это не так.
— Неужели ты думаешь, я стала бы бороться с тобой и ради тебя, если бы не была в этом уверена? Чёрт возьми, мне не по душе, когда женщина руководит моей жизнью. Я могу согласиться на такой расклад при условии, если только сама направляю свою жизнь. Мы станем одним целым. Мы уже стали им.
— Я не руковожу твоей жизнью. Делай, что тебе нравится со мной и всеми вокруг тебя.
— А почему я отправилась на этот неприступный остров? Неужели ты считаешь, только ради клада, о котором никто никогда не слышал?
— Ты поверила мне.
— Вернее, хочу поверить, хотя я всё равно бы отправилась в Гвинтал. Ничто не помешает мне теперь дойти до цели.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что ответ кроется там.
— Ответ?
— На вопрос, почему ты не соглашаешься быть со мной всегда. Хотя мы обе признаём, что нам суждено быть вместе.
Бринн покачала головой.
— Я уже говорила, что ждёт тебя в Гвинтале. Клад — и ничего больше.
— В самом деле? Посмотрим.
В ответ на её вздох Гейджина опять легла на спину. Странные мысли и сомнения от её слов будоражили душу. Прежде ей всегда удавалось оставаться честной с собой, не лгать себе и не лукавить. Зачем же тогда ей отталкивать Гейдж, когда она призналась себе, что любит её?
Чего же она всё-таки хочет и чего она ждёт? И что с ней случится в Гвинтале? Гейдж, конечно, права, она всегда доверяла Эдвине и Малику, несмотря ни на что. С Гейджиной всё сложнее, она — сама яростная жестокость.
— Я никогда больше не заговорю об этом, — сказала Гейджина. — Но клянусь чем угодно, как и всегда, сегодня ты слышала от меня правду. — Бринн молчала. Гейджина невесело рассмеялась. — А ты ещё утверждаешь, что у тебя мягкий нрав. Ты считаешь, что от таких отношений страдаю только я. Верно. А ты представляешь себе физическую боль лесбиянки, когда она хочет, но не должна удовлетворить своё желание, освободить себя?
Бринн, разумеется, не знала, но догадывалась. Однажды она заметила, как в безумной страсти перекосилось её лицо. Временами Гейджина отстранялась от неё, мускулы её сжимались в комок, а спина становилась несгибаемо твёрдой.
— Ты и вообразить не можешь, какие это адовы муки.
— Тогда не доводи себя до такого состояния.
— Отвергая меня, ты наносишь мне боль. Разве это не оскорбляет твои чувства лекаря?
— Нет. — Ложь. Мысль о физических страданиях Гейдж для неё стала невыносимой.
— Нет? А ведь это твоя вина. Всё, что от тебя требуется, — подчиниться мне, и боль уйдёт. Я выздоровею.
— И слышать не желаю! — в отчаянии вырвалось у Бринн.
— Но не забудешь. — Воительница притянула её к себе. — Ты будешь помнить, Бринн?
Она не забудет. Даже сейчас тугое напряжение её мускулов отдавалось нежностью в её теле.
Она закрыла глаза и приказала себе спать.
Наступило продолжительное молчание, пока Гейдж вновь не позвала её:
— Бринн!
— Давай лучше спать.
— Кайт.
— О чём это ты? — Она не сразу поняла, что воин уже заговорила о другом.
— Когда мы будем в Кайте?
— Завтра или послезавтра. Уже не помню, сколько дней мне пришлось добираться от уэльской границы до Кайта. — Бринн внезапно разозлилась на себя. — Правда, не помню, как долго мы шли после Кайта. Я тоже не Господь Бог, и не жди этого от меня.
Воительница задумчиво сказала:
— Нам не следует идти в Кайт. Мы могли бы сразу отправиться к морю.
— Но надо пополнить запасы, а Кайт — единственная деревня поблизости. С какой стати нам не идти туда?