— Но ты ведь могла погибнуть, ухаживая за своим прекрасным зверем.
— Мне передали дар, и я должна была его применить.
— Полагаю, мать простила бы тебя, если бы ты не взялась лечить Селбара.
— Но мне бы тогда было стыдно самой, не помоги я волку. Особенно после того, как этот дар пришёл ко мне. — Бринн мысленно вернулась к тому дню. — Я очень странно почувствовала себя. Руки покалывало, ладони стали почти горячими, и когда я положила их на рану волка, то почувствовала, что тело Селбара тоже стало теплее. Я пробыла с ним всю ночь, а утром поняла, что волк будет жить.
— Он мог бы выжить и без тебя.
— Конечно, если Господу было бы так угодно. Я не утверждаю, что дар срабатывает каждый раз. Легче лечить детей или таких людей, как Малик, у которых разум ясный. Но иногда больные не возвращаются к нам. Бывает, они погибают, уходят в мир теней…
— Но сын булочника не умер?
— Нет, он остался жив и выздоровел. Через четыре месяца он опять лазил по деревьям. Сначала они назвали это чудом. — Бринн закрыла глаза. — А потом сказали, что здесь кроется что-то другое.
— Колдовство.
При этих словах Бринн вздрогнула.
— Она не была ведьмой. И я тоже. Это дар.
Воин молчала, прижимая её к груди с умиротворяющим спокойствием.
— Ты всё ещё не доверяешь мне?
— Хотелось бы. Если бы это было в моих силах, я дала бы тебе всё, что ты от меня хочешь. — Гейджина встряхнула головой. — Я знаю, ты не ведьма, ты добрая, милая и хочешь только блага для всех. И я не перестану сражаться до конца своих дней во имя твоей защиты и ради того, что ты называешь даром. Довольно с тебя?
Нет, она по-прежнему пребывала одна в своём круге. Её дар оставался для всех подозрительным. Гейдж услышала её рассказ и не испытала ни отвращения, ни страха, который она встречала на лицах тех, других, слышавших о её даре. Для воина неважно, чем она занималась, Гейджина принимает её и всегда защитит. Бринн почувствовала облегчение, словно с её плеч сняли непосильную ношу.
— Я не могу просить тебя. Дар предназначен мне, так уж получилось.
— Я сама предложила тебе помощь и защиту. — Воин прижала её к груди. — А теперь помолчи. Отдохни и постарайся не думать о прошлом. Скоро мы уйдём отсюда. Мы далеко от деревушки рыбаков?
— До Селкирки? Полный день пути. Сегодня нам надо переночевать здесь.
— Разве теперь ты руководишь моими людьми? Я повторяю, мы отправимся в путь сразу же, как только добудем провиант. Мы будем ехать всю ночь и к рассвету дойдём до жителей деревни, где я смогла бы договориться о лодках.
Гейджина никогда не совершала переходов ночью, все знали, как они опасны и для людей, и для коней. Она решилась на это только ради неё. Бринн закрыла глаза, отдаваясь чувству близости, сердечного родства. Теперь она не одинока. Наверняка они ещё не раз столкнутся в споре, но она примирится с её всепоглощающим уютом.
***
Ночь выдалась пронзительно-холодной. Свирепо завывал ветер, когда к рассвету они добрались до Селкирки.
Деревня показалась Бринн совсем маленькой. Она помнила её многоголосой, шумной, а сейчас в ней оказалось домов двадцать, беспорядочно разбросанных по побережью. В столь ранний час на улицах почти никого не было, но Бринн заметила две небольшие лодки, качавшиеся в море, наготове стояли ещё четыре.
— Что такое? Ты чему-то удивлена? — спросила Гейдж. — Разве мы не туда попали?
— Туда. — Бринн не могла ошибиться. — Тогда деревня казалась гораздо больше.
— В детстве всё кажется больше. — Гейдж повернулась к Малику. — Не знаю, как долго пробудем здесь, так что поищи, где мы могли бы остановиться. На побережье чертовски холодно.
— А ты чем займёшься? — спросил Малик.
— Тем, что умею делать лучше всего — торговаться. — Гейджина пришпорила лошадь. — Хочу перехватить рыбаков до их выхода в море, иначе придётся торчать без дела до заката, пока они не вернутся.
— «Торчать без дела? Гейдж понятия не имеет, что это значит», — с грустью подумала Бринн.
Такой неугомонный характер всегда будет в вечном движении.
За долгие недели её борьбы за спасение жизни сарацина Гейдж из-за вынужденного добровольного безделья ещё больше привязалась к другу.
— Поехали, — сказал Малик. — Укроем вас, женщин, от этого дикого ветра. Эдвина просто посинела от холода.
— Очень любезно с вашей стороны, — едко заметила Эдвина, — но мне не так уж плохо. Вы сами, как я заметила, дрожите, словно лист на ветру.
Слова Эдвины задели Малика.
— Ты всегда замечаешь только плохое и не хочешь видеть того, что бросается в глаза. Почему бы тебе не обратить внимание, как великолепно я смотрюсь на своей лошади. Или, скажем, оценить моё остроумие. Нет, я, видите ли, чувствителен к холоду. У меня на родине не бывает таких убийственных северных ветров.
Эдвина опустила глаза, прикрыв их длинными пушистыми ресницами.
— Я рада, что вы так понятно объяснили мне свои достоинства, и не стану больше укорять вас за то, что вы неженка.
— Неженка? — повторил Малик, не веря своим ушам. — Разве есть хоть капля слабости в…
— Эдвина, может, и примирилась с холодом, а я так вся дрожу, — вступила в разговор Бринн. Её забавляли перепалки между ними, так и подмывало послушать дальше, но на этот раз она слишком устала. Пережитое в Кайте, длинный переход утомили её. — И потом я хочу спать.
— Я мигом! — Малик махнул рукой Лефонту, и они поскакали в деревню.
***
Жители встретили их с крайним недоверием и неохотно торговались. Битый час Малик пытался уговорить их, прежде чем нашёл то, что искал. Недовольный собой, он вернулся к ожидавшим его Бринн и Эдвине.
— Гейджине станет не по душе, если здешние мужчины станут торговаться так же яростно, как и их жёны. Мне удалось договориться всего о пяти домах, да и то втридорога. — Малик кивнул на небольшой домик на берегу. — Для Гейджины и для тебя, Бринн, — сказал он и, повернувшись к Эдвине, добавил: — Вы с Алисой займёте вон то жилище, а Лефонту с его людьми придётся разместиться в трёх остальных.
— А как же ты? — спросила Эдвина.
— Лягу у вашего порога.
— Как это?
— Только так я смогу доказать, что не неженка. — Малик принял героическую позу. — Свернусь у дверей, подставив лицо холоду, всегда готовый отразить любую беду от вас, даже под угрозой схватить жуткую простуду, которая унесёт меня из этого бренного мира, — мрачно добавил он.
— Разрешаю тебе пролежать часа два! — усмехнулась Эдвина.
— Увидишь. — Малик завернулся поплотнее в накидку и направился к Лефонту. — Идите в дом и согрейтесь, пока я займусь размещением всех остальных на этом заброшенном побережье. — Он вздохнул. — Кроме себя самого.
— Он что, и вправду решил улечься у дверей? — нахмурилась Эдвина, глядя ему вслед.
— Я бы не удивилась, — ответила Бринн.
— Надо помешать ему, — встревожилась Эдвина. — Он только после болезни, и упрямство не доведёт его до добра.
— Он сейчас здоров, как никогда.
— И всё же это безумие. Скажи ему, чтобы он не вздумал сделать так, как пообещал.
— А почему ты сама ему не скажешь?
— Потому что только этого он и ждёт от меня. Хочет услышать, как он силён. Так вот, я не стану ничего говорить.
— Но почему?
— Потому что он каждый раз… Не стану, и всё! — Эдвина окликнула Алису, разговаривавшую с Лефонтом. Рядом стоял Малик. — Нам есть где укрыться, Алиса. — Эдвина с вызовом посмотрела на Малика. — И наверняка там найдётся тёплый уютный очаг.
— Не сомневаюсь, — мрачно заметил Малик.
Эдвина пробормотала что-то себе под нос и направилась к дому.
— Она сердится? — спросила Алиса, подойдя к Бринн.
— Понятия не имею, — уклонилась от разговора Бринн. Между Маликом и Эдвиной сложились непростые отношения, и порой трудно было понять их взаимные чувства. — Почему бы тебе не спросить у неё самой?
— Мне она вряд ли скажет, — ответила Алиса. — Она не разговаривает со мной о Малике.
На них обрушился сильный порыв ветра. Алиса поёжилась и торопливо зашагала к дому. Алиса полнеет день ото дня, посмотрела ей вслед Бринн. Поездка пошла подневольной любовнице на пользу. И держаться Алиса стала уверенно, с чувством собственного достоинства. Куда и девалась робкая, забитая служанка Эдвины, что боялась собственной тени! Обе женщины вели себя как настоящие подруги, и им обеим такая дружба пошла на пользу. Бринн бросила взгляд на берег. Там сидела Гейдж на перевёрнутой рыбацкой лодке, разговаривая с небольшой группой деревенских жителей, собравшихся около неё. Гейджина яростно жестикулировала, иногда улыбалась, стараясь убедить и перехитрить их. Её волосы отливали густым иссиня-чёрным цветом. Под серым безрадостным небом ветер безжалостно трепал волосы Гейджины. Уж если её ураганные порывы пронизывали Бринн, укрывшуюся возле дома, то у воды она наверняка просто сбивала с ног и резала, как кинжал.