— Мой папа — слишком влиятельный господин!
— Море большое и свободное. В наихудшем варианте я никогда больше не ступлю на землю Греции. Но выбирать мне.
В первый раз Габриэль по-настоящему сделалось страшно. Девушка попыталась задавить растущий ужас.
— Но вашей целью было нечто другое, когда вы меня выкрали. Вы намеревались применить меня как орудие для вашего отмщения моему отцу.
Капитанша выпрямилась во весь рост, лицо её внезапно стало окаменевшим.
— Слушайте же меня, юная леди. Мне стоит лишь дать команду своим людям, и они выкинут вас за борт, чтобы моментально завершить это дело, и моё отмщение осуществится. Решение за вами, остаться ли вам в живых, чтобы я смогла принудить вашего папочку сполна заплатить за все его преступные злодеяния.
— Преступные злодеяния моего папы? Да вы сумасшедшая. Это вы преступница, а он честнейший человек!
Капитанша обдала девушку мрачным взглядом, который пронзил Габриэль насквозь.
Капитанша, точно прозванная Раптором, посмотрела на Габриэль сверху своего высокого роста, а потом резко повернулась и шагнула к выходу.
В воздухе висело звучание её глубокого тембра:
— Если у тебя, Берта, возникнет с ней трудность, уйди, пусть заботится о себе самолично!
Ещё не затихло громыхание закрывшейся двери, как Габриэль посмотела на женщину со шрамом на щеке, которая, помалкивая, стояла около кровати. Женщина была стройна, со светлыми вьющимися волосами и среднего роста… Если бы не шрам, который безобразно портил её щеку, то её внешность была бы, как у греческой леди, типичная для молоденьких гречанок из округа её отца в мире светского общества. Но, присмотревшись к ней внимательней, Габриэль сообразила, что она вовсе не похожа на интеллегентную гречанку, любительницу развлекаться, которых знала девушка по всему Аргосу. Некий лёд, выходивший из глубин её души, застыл в её взгляде.
Габриэль резким голосом спросила:
— Что вы намереваетесь сделать с моими ранами?
Лицо Берты совсем не поменялось.
— Капитан попросила меня залечить ваши царапины.
≪Мне стоит лишь дать команду своим людям, и они выкинут вас за борт, чтобы моментально завершить это дело, и моё отмщение осуществится≫…
Рот Габриэль скривился и, изображая решительность, девушка подметила:
— Никогда она не даст приказ выкинуть меня за борт корабля! Ну ответьте, может ли она это сделать? Я не думаю так, а вы?
Берта продолжала помалкивать красноречиво.
— Ладно! — Девушка переместила ноги на краешек койки. — Делайте то, что необходимо. Но только лишь я опять начну бегать… точнее ходить…
Габриэль испугалась и замолчала. Она уже с лихвой наговорила. Молодая морячка опустилась около неё на коленки и приступила к лечению её ножек. Касание её пальцев, пока она осматривала царапины, было удивительно нежным. Храня молчание, она хорошенько промыла все ранки, опытно намазала целебным бальзамом и сверху наложила тонкие бинты. Габриэль удивилась, обнаружив, что резкая боль внезапно утихла. Загадочная Берта, так ничего и не сказав, поднялась и направилась к выходу из каюты.
Чуть стыдясь своих манер, Габриэль вымолвила, лишь стоило той открыть дверь:
— Благодарю вас.
И опять та не ответила. А что Габриэль ожидала? Что?
Вдруг взметнулись лёгкие утренние брызги на воде.
Стоя на мостике корабля, Рей быстро отреагировала на это, громко отдала приказ:
— Займите места около парусников!
Люди помчались по палубе к парусникам.
Выждав, когда одна группа выполнит команду, она проорала:
— Уберите, потом ослабьте их!
Матросы залезли наверх, быстро выполнили приказ, отпустив рею, которая держала парусники завёрнутыми.
— Полные паруса!
Матросы раскрыли парусники.
Рей дала команду:
— Освободите их!
Корабль закачался, стоило парусам наполниться воздухом, и вскоре белоснежные паруса твёрдо стояли над ними, и корабль поплыл дальше, рассекая волны океана. Уже много раз она отдавала такие приказы, но всегда Рей испытывала весёлое ощущение наслаждения. Она как наяву ощущала дрожь судна под собой, и оно стремилось дальше, вставая на нужное направление. Её сердце всегда захватывало трепетом при виде раздутых парусников посреди бесконечного океана, покрытого белыми пенистыми волнами.
Голова шла кругом от несравнимого ни с чем чувством полноценного освобождения… Рей вспомнила, что давным-давно больше всего на свете ценила именно это ощущение освобождения, стоя на мосту капитана своего торгового корабля. Но Жером Пуанти забрал себе её возможность получать такое наслаждение. Теперь Рей ни на секунду не покидало чувство долга перед погибшими моряками, от которого она не могла отвертеться и о котором не могла позабыть. Рей повернулась на звучание знакомых каблуков и увидела Берту. Её брови удивлённо поднялись на безразличном ко всему лице.
— Я смотрю, ты смогла выбраться невредимой!
Берта не улыбнулась.
— Ноги леди Дибос сильно поранены, но я уверена, они заживут быстрее, чем мы доплывём. — Она помолчала и словно не хотя добавила: — Она горит желанием, чтобы царапины скорее залечились.
Рей посмотрела в глаза своей первой помощнице:
— Возможно мне предположить, что она уже придумала план своего побега?
— Я не уверена, но думаю, что пока ещё нет. Но в скором времени придумает.
Рей кивнула. Женская интуиция редко когда подводила Берту. Она так хорошо разбиралась в людях и чувствовала, откуда исходит угроза, что Рей изредка поражалась, как сумела та взбалмошная куртизанка оставить на её щеке такой шрам, который ничем не сотрёшь. Берта была настоящей подругой и ни разу ещё её не подвела. Вместе с тем Рей отдавала себе отчёт в том, что верная подруга до крайности обеспокоена их последним делом.
Она сказала, по-доброму улыбаясь:
— Пару недель, и всё завершится. Мы возвратим леди Дибос её папаше и пусть он преспокойно доживает свои последние дни. Будем тогда считать, что все его долги нам заплачены сполна.
Дальнейшая беседа прервалась. Берту вынудили обратить взгляд на зов поварихи Терезы, которая настаивала, чтобы она, не медля, угомонила дерущихся на палубе с другой стороны. Берта ушла, а Рей осталась смотреть на бесконечные океанские просторы — лучи утреннего солнышка сверкали и отражались в волнах, птицы стремительно проносились над зыбкой гладью моря, вдруг из воды возникли большие стаи рыб… Но весь пейзаж закрыло собой маленькое гордое лицо, смотрящее на неё с ненавистью. Облик слишком грубо возвратил её к реальности, что Рей чуть не зарычала. Прошедшая ночь оказалась дьявольски трудноватой. Она отнесла ослабевшую и без чувств леди Дибос к себе в каютную комнату. Почему? На этот вопрос она не нашла ответа до сих пор. За длинную ночь, Рей смогла нафантазировать одно лишь объяснение своей добровольной игры в няньки при заносчивой дикарке. Она решила, что отвечает за самочувствие девушки, ведь для того, чтобы полностью выполнить намеченную цель, нужно, чтобы Габриэль была здоровой и живой. Полная чушь! К цели её отношение никак не влияло то напряжение внутри, которое она ощутила, уложив симпатичную девушку на свою постель. Смотря на заснувшую особу, она, помалкивая, любовалась пламенными локонами, разметавшимися по подушке, румянцем на щеках, оставшегося от солнца, горделивым чётким тоненьким носиком и чувственным едва открытым ртом, что светились белоснежные ровные зубы. Сказать по-правде, она даже не вспомнила о своём плане, ради которого украла эту девицу. Её мысли были полностью сосредоточены на наступающей ночи, которую благодаря маленькому помещению каютной комнаты, они проведут почти вплотную друг к другу. Кроме этого, Рей не обладала уверенностью в том, что эта дикарка по-настоящему спала, а не делала вид, что спит. Словно специально Габриэль развернулась так, что тоненькая ночнушка впритык обрисовала тело, показывая мягкий изгиб бёдер и изящных ягодиц. Рука Рей замерла в миллиметре от её зовущих к себе мягких изгибов, когда она наконец-то отыскала в себе силы отдёрнуть руку… Рей ощущала полное омерзение к себе и отступила от девушки, решив, что ей самой будет гораздо комфортнее расположиться на самодельной постели из двух табуреток. Вскоре она поняла разницу между твёрдыми табуретками и своей удобной койкой, на которой теперь спала тёплая влекущая к себе молодая девица… Рей мотнула головой, словно не принимала такую спреведливую мысль. Молодая девица не звала её. И сама Рей не намеревалась откликаться на её зов. Не намеревалась откликаться? Тут Рей могла бы поспорить сама с собой. Конечно, Габриэль даже невдомёк, что Рей предпочитает женщин. Если учесть, что девушка, кроме монастырских стен ничего больше не видела, то и соответственно вряд ли знает хоть что-то об отношениях между двумя женщинами. В монастырях о таком не говорят. Они считают это грехом, причём неправильным. Однополым отношениям предшествует смертная казнь или вечные пытки, чтобы навсегда изгнать демона, который заставляет их это делать. Однако Рей не считала себя демоном. Для неё это были глупые предрассудки. За спиной церкви можно было творить, что угодно. Как они узнают? Если только грешная сама им не сознается или кто-нибудь из церковнослужителей не застанет.