На следующее утро снова повалил снег. Сильвия надела самую теплую шерстяную накидку и накинула на голову капюшон.
— Милочка, сегодня слишком холодно, чтобы выходить на улицу. — Делила взяла ее за руку. — Подожди, когда станет теплее, и ты сможешь снова отправиться на поиски работы.
— Все в порядке, Делила. Я не собираюсь уходить далеко от дома. Я, наконец, начала понимать, что владельцы магазинов никогда не позволят мне работать у них. Дело в том, что своим присутствием я оскорбляю светских леди…
— Не говори так, Сильвия.
— Я ублюдок, Делила. Вот кто я, и кем буду оставаться всегда. Поэтому я пойду туда, где мое происхождение не имеет значения.
Глаза Делилы округлились.
— Ты ведь не собираешься… у тебя нет намерения… — Делила схватилась рукой за сердце. — Господи, нет!.. Я запру тебя…
— Нет, дорогая, у меня и в мыслях этого не было! — Сильвия расхохоталась. — В порту проституток и без меня достаточно. Я не собираюсь пополнять их ряды.
— Ну и напугала же ты меня! — воскликнула Делила.
— Прости. Просто я решила поискать работу в порту.
— Какую работу?
— Пока не знаю.
Через двадцать минут она остановилась перед мелочной лавкой, расположенной всего в квартале от пристани, Войдя внутрь, она вежливо поздоровалась с двумя пожилыми леди, суетившимися за прилавком.
— Я хотела бы поговорить с Джоном Спенсером, — сказала она.
— Я Джон Спенсер, — раздался за ее спиной низкий скрипучий голос.
Сильвия обернулась и увидела невысокого, средних лет мужчину, со светло-каштановыми волосами, бачками на щеках, носом-бульбочкой и добрыми зелеными глазами.
— Мистер Спенсер, я дочь Жана Лаффита, и мне нужна работа. Мне бы хотелось работать у вас.
Сильвия услышала, как вскрикнули две женщины за прилавком, но продолжала твердо смотреть в глаза Джону Спенсеру.
— А вы разбираетесь в этом бизнесе, моя дорогая?
— Нет, сэр, но я сообразительная. Я быстро всему научусь и буду хорошо работать.
— Я в этом не сомневаюсь, ню мне кажется, что мелочная лавка не место для светской молодой леди.
Обе леди за прилавком громко фыркнули.
— Возможно, вы меня не поняли. Я сказала, что я — дочь Жана Лаффита… В чем дело? — спросила Сильвия, заметив, что Джон Спенсер пристально рассматривает ее.
— Деточка, ваш отец был самым лучшим покупателем в моей лавке.
— Мой… Лаффит бывал здесь? Он заходил в вашу лавку?
Джон Спенсер энергично закивал.
— Я сейчас познакомлю вас с моими сестрами. — Он взял Сильвию за локоть. — Вам повезло, что они здесь. Эстер, Мария, поздоровайтесь с мисс Лаффит.
Старшая из двух сестер, Эстер, опять фыркнула и проворчала:
— Я думала, вас зовут мисс Фэрмонт. — Она укоризненно посмотрела на Сильвию, а ее сестра захихикала, одобряя выходку Эстер.
Сильвия переводила взгляд с одного некрасивого лица па другое.
— Знаете что? — спросила она. — Я тоже думала, что меня зовут мисс Фэрмонт. — Она разразилась громким смехом. Она смеялась над ними. Над собой. Над жизнью.
Женщины во все глаза смотрели на Сильвию, а Джон Спенсер хохотал вместе с ней и, когда они, наконец, успокоились, сказал:
— Вы будете ценным приобретением для нашей лавки. Ваш отец был умным и обходительным. Не сомневаюсь, что вы унаследовали его амбиции и ум. Приходите на работу завтра утром. Ровно в девять.
— Вы добрый человек, Джон Спенсер, — произнесла Сильвия. Улыбаясь, она направилась к двери, но внезапно остановилась и посмотрела на сестер. — Это семейная чета? — спросила она и в ответ услышала веселый смех Джона Спенсера.
— Как ты посмел, Джон?! — налетела на Спенсера Эстер. — Мы все знаем об этой женщине! Ее мать спала с пиратом. Ты можешь себе это представить?
— Да, могу, — ответил умудренный жизнью Джон. — Мне нравился Жан Лаффит. Но даже если бы он мне и не нравился, я бы все равно взял на работу его дочь. Она одинока и нуждается в помощи. Вы считаете себя христианками. Так где же ваши сострадание, понимание и любовь?
Он смотрел на этих старых дев и думал — уже в который раз, — имеют ли они представление, что значит — быть молодой и влюбленной, совершать ошибки, поддавшись страсти? Нет, они этого не понимают.
— Нет, Джон Спенсер, ты не заставишь нас смириться с ее присутствием, — заявила Мария. — Как ты можешь требовать от нас, чтобы мы общались с этой… этой…
Лицо сестры стало пунцовым.
— Ублюдком? — подсказал Джон, наблюдая, как сестры обмениваются взглядами. — В этом нет необходимости, мои дорогие. Если вы не желаете видеть ее, то сидите у себя наверху, потому что эта девочка будет работать в моей лавке.
— Но, Джон, мы не можем…
— Мне больше нечего вам сказать, — ответил Джон Спенсер, снимая салфетку с подноса с завтраком. Он откусил кусочек бутерброда и уткнулся в газету.
Лейтенант Хилтон Картин в промокшей от пота рубашке сидел на поваленном кипарисе в самом сердце Флориды. Он курил сигару и в который уже раз спрашивал себя, что он делает в этих тропиках и зачем гоняется за неуловимыми семинолами, которым он тайно симпатизировал. Это была их земля, их дом, их мир, а им приказали убраться с насиженных мест. Мог ли он винить их за неповиновение? Опустив голову, Хилтон закрыл глаза.
Он слышал о приказе Эндрю Джэксона, предписывающем семинолам убираться с их земель.
— Я говорю, что вы должны убраться отсюда, и вы уберетесь! — заявил он вождям семинолов на встрече в Форт-Кинге.
Храбрый молодой Оцеола воткнул нож в документ.
— Вот наш ответ! — гордо заявил он.
Отбросив сигару, Хилтон передернул плечами. Этот молодой храбрец был вождем семинолов. Он приехал в Сент-Огастин под белым флагом перемирия, присланным ему генералом Джессапом. Но генерал нарушил собственное обещание, арестовал Оцеолу и посадил его в тюрьму. Гордый Оцеола умер там от малярии. Ходили слухи, что тюремный врач отрубил индейцу голову и взял ее себе в качестве сувенира.
Вождь коакучи Дикий Кот стал постоянной головной болью армии Соединенных Штатов. Плененный вместе с Оцеолой, он совершил побег из тюрьмы и, вернувшись в болота, рассказал своим соплеменникам, что белым людям доверять нельзя. Хилтон полностью разделял его точку зрения.
— По коням! — Голос генерала Захарии Тейлора прервал размышления Хилтона. — Этот проклятый Дикий Кот скрывается где-то здесь. Мы выкурим его из логова.
Надев фуражку, Хилтон вскочил на коня. Он вместе с тысячью других солдат поскакал в направлении болот. Через час генерал приказал своим людям спешиться.
— Дальше мы пойдем пешком. Лошади здесь не пройдут, — сказал он.
Слева от них простиралась бескрайняя саванна, справа в непроходимые болота, впереди — целый лес острой как бритва осоки. Индейцев нигде не было видно.
Тейлор стал искать добровольцев, и, к великой досаде Хилтона, его указующий перст уперся ему в грудь.
— Кажется, вы хотите, лейтенант? — Взгляд стальных глаз генерала пронизывал Хилтона насквозь.
— Да, сэр, — ответил Хилтон.
Он и другие добровольцы разделились на две группы и начали пробираться через болота. Тишину нарушали лишь редкие крики птиц да плеск воды под сапогами.
Хилтон почувствовал, как волосы на голове встают дыбом. Он был уверен, что за ними наблюдают тысячи враждебных глаз. Они забирались все дальше и дальше в джунгли, и свисавший с деревьев лишайник цеплялся за их лица, затрудняя обзор. Они вышли на открытое пространство и увидели войско семинолов. Дикий Кот хорошо подготовился к встрече непрошеных гостей. Он поднял руку, и со всех сторон загремели выстрелы.
Хилтон сразу узнал Дикого Кота, словно был знаком с ним всю жизнь. Хилтон прицелился в его голую грудь, но в тот момент, когда хотел нажать на курок, пуля настигла его, и он упал на землю, не успев сделать ни одного выстрела.