— Итак, Дэвид, тебе следует кое-что знать насчет фестивалей кантри, — наставительно произнесла Эдди, притоптывая на месте и полнимая длинную юбку над щиколотками, чтобы продемонстрировать ему ритмический шаг. — Если не хочешь выглядеть новичком, освой этот ритм и можешь гулять так весь вечер, тогда никто не заподозрит, что ты здесь впервые.
— Думаю, справлюсь, но покажи на всякий случай еще раз.
Смеясь, она подалась в его сторону, мимоходом вытащила из холодильника бутылку, ни на секунду не сбиваясь с ритма. Только тут Эдди уловила, что взгляд Дэвида прикован к ее колышущейся груди, и сообразила, почему он попросил повторить объяснения. Покраснев, она воскликнула:
— Ах ты, негодник! — Но глаза ее смеялись. — Нам следует поторопиться, если мы хотим занять места поближе к сцене.
Они начали пробираться сквозь толпу. Дэвид остановился послушать, как импровизирует, устроившись прямо на траве, молодой музыкант. Худому рыженькому пареньку было лет двенадцать, но он играл на банджо так, будто родился с инструментом в руках. Пальцы с невероятной скоростью мелькали над струнами, а ветеран рока в благоговении наблюдал за его игрой.
Когда парень закончил играть, собравшаяся вокруг толпа одобрительно захлопала. Ландри хлопал громче всех. Эдди взглянула на его сияющее от счастья лицо и вдруг почувствовала, как много значит для нее Дэвид. Никогда еще он не казался таким красивым, веселым, искренним и обаятельным.
— Изумительная игра, — заметил Дэвид. — Рядом с этим парнем я чувствую себя ничтожеством. — Он подергал Рори за ногу, свисавшую с его плеча: — Слушай, Рори Блу! Ты, наверное, тоже скоро нас всех затмишь?
Рори покрепче обхватила его шею руками.
— Угу! Но только я буду скрипачкой!
Дэвид и Эдди обменялись улыбками.
В наступающих сумерках Эдди не могла справиться с нахлынувшим на нее потоком детских воспоминаний. Многие музыканты были друзьями ее семьи. Всех их связывала любовь к народной музыке, совместные поездки на фестиваля кантри, и Эдди раньше часто встречала их, путешествуя с родителями. Любуясь последними отблесками догорающего заката, Эдди погрузилась в воспоминания и в знакомые мелодии, подпевая каждой песне, узнавая знакомые старые мотивы. Боль потери родных и близких, таившаяся в глубине души, вдруг выплыла на поверхность и пролилась потоком слез. Заметив, что Эдди утирает ладонью глаза, Дэвид наклонился к ней и шепнул на ухо:
— Мы можем уйти.
— Это будет похоже на трусливое бегство, верно? — спросила она, шмыгнув носом. — Кроме того, послушать простую сельскую музыку тебе будет полезно.
Не вполне убежденный в этом, он все-таки дружески сжал ее ладонь. Они продолжали сидеть и слушать музыку. На небе появились яркие звезды и луна.
Неожиданно старый музыкант, один из организаторов фестиваля, провозгласил со сцены:
— Сегодня среди нас находятся девочки из семьи Рэйнтри — малышки Эдди и Марта. Не хотят ли эти очаровательные создания усладить наш слух песней?
Эдди еще не вполне пришла в себя после трогательных объятий с одной из старых подруг матери, игравшей на арфе.
— Малышка Эдди, тебе надо подняться на сцену, — со смешком предложил Дэвид. — А где Марта?
— Она ушла с Биллом. Я не знаю, где они.
На сцене кто-то наклонился к веселому пожилому ведущему и зашептал ему на ухо. Тот удивился и обрадовался.
— Да, деточка, и захвати с собой парня, который сидит рядом с тобой. У нас даже есть для него гитара, — сказал ведущий.
Дэвид побледнел, и это рассмешило Эдди.
— Похоже, они имеют в виду вас, сэр? Так что, если вы готовы идти…
— Полагаю, придется.
Десятью минутами позже они отложили гитару и банджо, закончив исполнение зажигательной негритянской песни «Горы во мгле». Довольная Эдди поклонилась публике, прикрывая глаза от вспышек фотокамер, направленных на ее партнера. Здесь собрались люди, ценившие кантри, но они знали и музыку Дэвида и восхищались его игрой на банджо. Эдди собиралась уже сойти со сцены и забрать Рори с колен кого-то из старых друзей, однако публика потребовала еще.
— Что играем? — прошептала она Дэвиду.
— Колыбельную.
— Ты ее помнишь?
Вместо ответа он взял мандолину и сыграл начало песни. Эдди схватила чьи-то цимбалы и встала рядом с Дэвидом у микрофона.
Когда они дошли до второго куплета, внимание Эдди сосредоточилось не на музыке, а на мужчине, который пел вместе с ней. Сильный тенор Дэвида гармонично сочетался с ее голосом. Эдди смотрела, как изящно он перебирает струны мандолины. Луч света падал на его шевелюру, подчеркивая серебристую седину надо лбом и висками. Когда Дэвид повернул голову и посмотрел на Эдди, огонь, горевший у него в глазах, заставил ее сердце сжаться. Дэвид не отводил взгляда и закончил песню, не поворачивая головы к публике.