— Убедиться» что с вами все в порядке?
— Да. Он был потрясен, когда мы нашли… гм… тело. Но забрал из дома кое-какие вещи — свои рубашки и еще что-то, чтобы вы не догадались, что он с ней встречался. Сказал, что вы не поймете.
Сэнсом никак не дал мне понять, что он об этом думает. Просто спокойно кивнул и спросил:
— Говорил он еще что-нибудь? Может, они с мисс Уэстон поссорились?
— Да, он сказал, что они поссорились в пятницу вечером. Она сказала ему, что больше не хочет его видеть, что у нее новый бойфренд. Он думал, она поэтому и не приходила на работу — не хотела с ним встретиться.
Сэнсом писал. Ручка полностью исчезла в его огромной руке.
— Мисс Маккафри, не знаете ли вы, конфликтовала ли мисс Уэстон еще с кем-нибудь на работе?
Я опять помолчала.
— Сегодня до меня действительно дошли слухи, что она, возможно, конфликтовала со второй ассистенткой, Кимберли Беннет. Но это всего лишь слухи.
— Кто вам это рассказал?
— Лакшми Рой.
— Можете сказать имя по буквам?
Закончив, Сэнсом протянул мне визитную карточку с маленьким тисненым золотым щитом на ней.
— Что ж, спасибо вам большое, мисс Маккафри. Думаю, у нас еще возникнут к вам вопросы завтра или послезавтра. Похоже, вы угодили в самую гущу событий. Кстати, лучше бы вам не упоминать при коллегах, что Люси встречалась с Лесом. Раз это происходило тайно, мы бы предпочли сами выяснить, кто об этом знал, а кто нет.
Он выбрался из машины, обошел ее и открыл мне дверцу.
Но я не могла уйти, не задав один вопрос.
— Гм… инспектор Сэнсом, вы хотя бы примерно представляете, что случилось с Люси? Как она… — Я не смогла заставить себя произнести слово «умерла».
Лицо Сэнсома превратилось в маску профессиональной безучастности.
— Это будет известно только после вскрытия. Придется некоторое время подождать.
Я ехала в своей машине домой и думала о том, что ни слова не сказала полиции об одном факте — о «настоящем вампире», о котором Люси говорила Лесу. Я убеждала себя, что просто забыла, что приеду домой и позвоню инспектору Сэнсому… И только много позже поняла, что уже тогда пыталась уберечь Эрика.
Вернулась я от Люси очень поздно. Время ужина давно прошло, но есть я не хотела, зато чувствовала себя грязной, уставшей и несчастной. Приняв душ, я надела пижаму, убеждая себя, что не собираюсь сегодня вечером встречаться с Эриком. Легла в постель и уснула, но ровно в 9.30 мои глаза распахнулись и больше закрываться не пожелали. Я лежала неподвижно, прислушиваясь к электрическому жужжанию будильника в тишине комнаты. Со мной случилось что-то ужасное. Мне хотелось забраться к кому-нибудь на колени, хотелось, чтобы меня обняли и сказали, что все будет хорошо, что я в безопасности. Не в первый раз в своей жизни я лежала в постели, мучаясь глубиной собственного одиночества, но впервые в темноте появился чей-то образ, кто-то, чьи руки могли защитить меня от всего на свете.
Я встала и подошла к шкафу. Даже если сегодня ночью случится землетрясение, я выползу из-под обломков дома и дотащусь до Оушн-Хауса на сломанных ногах, и нечего даже пытаться убедить себя в обратном. Только нужно решить, что надеть. Эрик не сказал, что мы будем делать и куда пойдем. По случайному совпадению место, где я собиралась встретиться с Эриком, находилось буквально позади дома Люси, так что я знала — там холодно и туманно. Нужно одеться попроще, чтобы убить сразу двух зайцев: мне будет тепло плюс я буду выглядеть более равнодушной к нашему свиданию, чем это есть на самом деле. Облачившись в любимые джинсы, мягкую куртку и кожаные ботинки, я снова отправилась на запад.
Оушн-Хаус виден за несколько миль, когда едешь с юга вверх по Грейт-хайвей. На последней миле трудно помнить, что ты находишься в городе, — слева от тебя океан, а справа густая зелень парка «Золотые Ворота». Дорога идет вдоль Оушн-Бич, потом поднимается на скалы, поворачивает направо и исчезает в Ричмонде. На самом верху холма, невероятным образом прилепившись к крутому склону, как мартышка к своей матери, находится ресторан, более знаменитый не едой, а открывающимся из него видом. Я прожила в Сан-Франциско всю свою жизнь, но могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз мне довелось в нем побывать, однако меня всегда восхищало странное упорство ресторана. Три разных здания, богато украшенных викторианскими башенками и верандами, сгорели здесь в период с 1865 по 1907 год. Нынешний Оушн-Хаус и близко не имел таких архитектурных отличий, но вид на океан из него открывался такой же, как и из его предшественников. И все-таки это странное место для свидания. Возможно, это вообще последнее место, куда поедет ужинать коренной житель Сан-Франциско, но ведь Эрик турист, верно?