— Скажите, Анджела вы что-нибудь видели или слышали? Хоть что-нибудь?
Я не могла смотреть в его жаждущие глаза.
— Нет, Николай, ничего. Извините.
Он отодвинул кресло. Его лицо разочарованно обмякло.
— Вы не знаете, чего хотите, — негромко произнесла я.
— А вы не знаете, от чего отказываетесь! — закричал Николай и вскочил так стремительно, что столкнул один из стеклянных колпаков. — Вы пытаетесь затолкать джинна обратно в бутылку!
Он упал передо мной на колени.
— Анджела, после того как вампир закончит ваше превращение, вы сможете превратить меня, я знаю, что это возможно! — Он говорил низким молящим голосом. — Я научу вас, как ускользнуть от Эрика. Мы с можем работать вместе. Мы используем наши способности и добьемся такого богатства и могущества, что нам будет доступна любая цель! Подумайте об этом, Анджела! Все, что вы только захотите! На веки вечные!
Я сидела смирно, сильно стиснув руки, и ждала, когда Николай успокоится. Мне казалось, что меня засасывают зыбучие пески и если я не вырвусь прямо сейчас, будет слишком поздно.
— Может, вам ваша жизнь и не нравится, Николай, но по крайней мере она у вас есть.
— Может быть, вы не умрете!
Я наклонилась к нему, и теперь наши лица разделяли какие-то несколько дюймов.
— Зато вы умрете, Николай, даже если вас превратить. Вы умрете и попадете в ад, где проведете остаток вечности. Я не могу вам помочь. Я не могу вернуть вам то, что вы утратили. И Эрик не даст вам то, что потеряла ваша семья. Зато вы можете помочь мне.
— Нет, не могу!
— Придется. Мы не можем позволить ему и дальше убивать людей!
И тут я сломалась. Истерически рыдая, я упала на диван и свернулась в комок, вцепившись обеими руками себе в волосы. Николай сидел рядом со мной на полу и похлопывал меня по спине, а потом запел что-то, скорее всего румынскую колыбельную. Песня была милая и нежная, но печальная и полная утрат, как старые ирландские песни, которые пела мне мама. Они пришли к нам из тех времен, когда многие младенцы не доживали и до года.
После того как я немного успокоилась, Николай встал и, двигаясь скованно, как старик, вышел из комнаты. Вернулся он с прямоугольной деревянной шкатулкой, потрескавшейся от времени, с вырезанными на ней охотниками и собаками. Держа шкатулку аккуратно, как бутылку редкого вина, он открыл ее. На истлевшем куске бархата лежал кинжал.
Глава 20
Он был примерно с фут длиной, рукоятка усыпана красными камешками. Лезвие изогнутое, в форме вытянутой буквы «S». Николай провел пальцем по лезвию, и на пальце появилось ожерелье из бусинок крови. Он сунул палец в рот и с мечтательным видом начал сосать кровь.
— Этот кинжал передавался в моей семье из поколения в поколение. Согласно легенде, им воспользовались, чтобы убить одного из моих предков, местное проклятие, долгие годы охотившегося на жителей деревни Сигеша. Он из чистого серебра, и предку пронзили сердце, пока он спал. Жена предка вытащила его из тела и спрятала, чтобы больше никто не смог им воспользоваться. — Он поднял нож вверх, и лезвие словно загорелось отраженным пламенем свечи.
Интересно, а как физически можно вонзить лезвие такой формы в человека? И тут я содрогнулась от собственной мысли.
Николай протянул мне кинжал с покорным видом, как актер, который шел за премией «Оскар», а оказалось, что его пригласили, чтобы вручить ее кому-то другому.
Я прошептала:
— Их пронзают во сне? Прямо в сердце? Как в книгах?
— Пронзить можно в любое время, но когда они спят — это единственная возможность, что они вас не заметят и не убьют первыми. Мой дед сделал для него эту прелестную шкатулку. К тому времени в рассказы уже никто не верил, и кинжал стал просто привлекательной фамильной ценностью.
Щурясь от солнца рядом с домом Николая, я искала солнечные очки, и меня чуть не сшиб с ног пробегавший мимо человек. Без машины добираться до родительского дома мне придется не меньше получаса, причем в горку. Взяв шкатулку с кинжалом под мышку, я зашагала вперед, представляя себе, как сижу на коленях у мамы, а она говорит, что все это — просто дурной сон.
Открыв дверь ключом, всегда лежавшим под ковриком, я подумала, что мамы нет дома, потому что музыка не играла. Я все равно вошла и стала подниматься вверх по лестнице в свою прежнюю комнату. Теперь она стала гостевой, но там все еще стояла моя кровать, накрытая одеялом из розовых и зеленых лоскутов; мама сшила его для меня, когда мне было три года. Я хотела только одного — забраться под это одеяло и спать, спать, пока все мои проблемы не исчезнут. Но тут из спальни родителей послышались какие-то звуки.