Удинаас вполне понимал своих соплеменников. Для летерийцев только золото что-то значит. Золото – мерило всего. Власть, положение, достоинство, уважение – эти товары можно купить за деньги. В самом деле, долговые обязательства опутывали все королевство, определяя отношения, бросая тень на каждое действие. Добыча тюленей – лишь первый ход в хитроумном плане, который летери применяли бессчетное множество раз, против всех соседних племен. И эдур, по мнению летерийцев, такие же, как все. Но они не как все, идиоты!
В любом случае следующий ход будет сделан на Большой Встрече; Удинаас подозревал, что колдун-король и его мудрые советники пойдут на соглашение, как слепые старцы.
Будто детеныши, захваченные отливом, народы двух королевств неслись головой вперед в смертельные глубины.
Мимо шли три раба из дома Бунов с вязанками водорослей на плечах. Один из них обратился к Удинаасу:
– Пернатая Ведьма будет ворожить ночью, Удинаас! Как раз когда соберется совет.
Удинаас принялся сворачивать высохшую сеть.
– Я приду, Хулад.
Рабы ушли, и Удинаас вновь остался один. Взглянув на север, он увидел, как Фир и Трулл поднимаются по склону к боковым воротам наружной стены.
Свернув сеть, он собрал инструменты в корзинку, закрыл крышку и выпрямился.
За спиной раздалось хлопанье крыльев, и Удинаас обернулся – слишком поздно и темно для птиц. Белый силуэт скользнул над водой и исчез.
Удинаас моргнул и присмотрелся, убеждая себя, что ему показалось. Нет. Только не это. Удинаас сделал несколько шагов влево, к открытому песку, и, пригнувшись, мизинцем левой руки быстро начертил на песке знак-мольбу; правую руку он поднял к лицу и двумя пальцами на мгновение прижал веки, прошептав молитву:
– Брось костяшки, Спаситель, обрати сегодня ночью свой взор на меня. Странник! Обрати взор на всех нас!
Он опустил правую руку и посмотрел на начертанный символ.
– Ворон, сгинь!
Вздох ветра, шорох волн. И отдаленное карканье.
Содрогнувшись, Удинаас резко выпрямился и, схватив корзинку, побежал к воротам.
Королевская палата представляла собой громадный круглый зал; потолочные балки из черного дерева терялись в дымке. Неокропленные воины благородного происхождения стояли с краю, во внешнем круге допущенных на совет. Дальше на скамьях со спинками сидели матери семейств, замужние и вдовы. Еще дальше на шкурах сидели, поджав ноги, незамужние и нареченные. В шаге перед ними пол опускался на длину руки, образуя центральный круг утоптанной земли – здесь сидели воины. И в самом центре располагалось возвышение – диаметром в пятнадцать шагов, – где стоял колдун-король Ханнан Мосаг, а вокруг него, глядя на присутствующих, сидели пять захваченных принцев.
Спустившись с Фиром в круг, чтобы занять свое место среди окропленных воинов, Трулл поднял глаза на короля. На первый взгляд, Ханнан Мосаг, среднего роста и телосложения, был совсем непривлекательным. Простые черты лица, кожа светлее, чем у большинства эдур, и широкие глаза, словно распахнутые в постоянном удивлении. Его власть покоилась не на физической силе, а на голосе. Богатый и глубокий, этот голос хотелось слушать, даже если он звучал тихо.
Стоя в тишине, как сейчас, Ханнан Мосаг казался попавшим во власть случайно, словно забрел в центр громадного зала и теперь оглядывается в небывалом изумлении. Нарядом он не отличался от остальных воинов и не носил знаков отличия; в конце концов, его трофеи сидели вокруг него на возвышении – первые сыны подчиненных ему вождей.
Внимательно присмотревшись к колдуну-королю, можно было заметить и другой знак силы. Громадная тень простерлась за его спиной – длинная, расплывчатая, но обе руки в рукавицах держат по смертельному мечу. Шлем, квадратные от доспехов плечи. Тень-призрак Ханнана Мосага – недремлющий страж. И Трулл заметил, что в позе охранника нет никакого смущения.
Немногие колдуны могли создать такое существо, опираясь на жизненную силу собственной тени. Куральд Эмурланн тек сильно и свирепо в этом молчаливом, вечно бодрствующем страже.