Чужаки переглянулись, быстро переговорили на незнакомом языке, но сильно похожем на русский. Наконец, владеющий русским языком миролюбиво предложил:
— Делить нам нечего. Давайте разойдемся?
— Давайте… — сговорчиво согласился Шарап. — Вас больше, вы и проезжайте мимо. Три шага друг от друга…
— Бывалый ты, дядя…
— Потому и прожил столько… — сумрачно бросил Шарап.
Пока вереница всадников тянулась мимо них, Серик спросил:
— Што за люди?
Шарап равнодушно промолвил:
— А печенеги…
— Да ну!.. — Серик принялся во все глаза разглядывать знаменитых печенегов.
Шарап задумчиво продолжал:
— Последний раз они Киев осаждали, когда мой отец еще в силе был. Малость просчитались они; князь недалеко с дружиной ушел. Ох, и порубали ж их тогда! И чего ж им надо, в половецких землях? Явные разведчики…
Звяга вмешался:
— Разведывать удобнее всего под видом купцов…
— Эт, само собой… Но если и воины в разведку пошли — это уж жди большой войны в ближайшее время… — пробормотал Шарап, провожая взглядом последнего всадника.
Когда Серик вылез на берег, будто и не было двух недель кружения по балкам да оврагам, с единственной мыслью в голове: — "Как бы уберечь добычу…" Всего лишь три дня прошло, как перестали маячить на курганах половецкие сторожа. Прополоскав в реке посконную рубаху, отжал покрепче, надел, передернул плечами от озноба, и еще передернулся, когда уже настывшая на ночном ветерке кольчуга, легла на плечи. Повесив перевязь с мечом на плечо, собрал в охапку остальное оружие, прихватив не просохшую подкольчужную рубаху, зашагал к табору.
Шарап со Звягой уже приготовили скудную походную еду: на платке был разложен кыпчакский сыр, сухари да горкой ссыпана была заморская сушеная ягода, все взяли еще в кыпчацком обозе.
Сидели, сложив ноги по-кочевницки, не спеша, трапезничали. Хорош был отдых на пороге родной земли. Прожевав сыр с заморскими ягодами, Серик спросил:
— Шарап, а чего ты вечно отказываешься рассказать, как батя погиб?
Шарап проворчал:
— Вот непоседа… Сидим, трапезничаем, отдыхаем… Нет, все испортить… Как, как… А как погибают? По-глупому… По-умному-то никто не погибает… Так же вот, взяли хорошую добычу, и нет бы, прямиком домой — завернули во фряжское поселение; припасами разжиться, да и на заморских людей поглядеть. И прямиком напоролись на своего старого знакомца, которого еще в прошлом году ограбили. Он — в крик. А в селении большой конный отряд стоял. Пока они седлали, мы далеко успели уйти. Надо было прямиком уходить, на полуночь, а мы с умной-то головы, крюк сделали берегом моря. Мол, следы запутать, погоню в другую сторону пустить. Половецкий воевода бывалым человеком оказался, наперерез нам повел своих. Вот и встретились на узкой дорожке, мы трое, и два десятка половцев. И прорвались ведь! Потому как кони у нас были отдохнувшие, мы как раз с дневки поднялись, а половцы своих загнали. В конном бою — удар, главное. Половцы строем стояли, а мы с разгону в копья их. Им бы спешиться, да копья в землю упереть. Балка-то неширокая была. Мы уж ускакали, но один успел из самострела стрелу пустить, и надо же, угадала твоему бате промеж лопаток… — Шарап вздохнул тяжко, и докончил: — Все, не пытай ты меня больше. Павших в таких набегах русичей, хоронят половцы, по своему христианскому обряду…
Доели молча. Как всегда, первую, самую безопасную, стражу, доверили стоять Серику. Шарап всегда брал на себя самую опасную, рассветную. Бывалые воины тут же и разлеглись, укрывшись своими корзнами, из крепкого германского сукна. А Серик отошел к ближайшей иве, и сел на землю, прислонившись спиной к теплому стволу. Его Шарап научил, что стражу стоять лучше всего невидимым. Черная кольчуга сливалась с темным стволом. Серик чутко слушал ночь; где-то неподалеку раскричались совы Кричали протяжно, заунывно, хорошо что в разных сторонах, а то надо бы и всполошиться — совы эдакими криками провожают человека, крадущегося по лесу. Серик отметил про себя, что в этом году совы что-то рано раскричались; еще пару недель бы им повременить… И тут он чуть не подскочил: возле берега что-то забурлило, заплескалось, да звонко так. Он уже было схватился за лук, но бурление и плески смолкли, да и шагов не было слышно, если бы это были люди, высадившиеся с лодок. И тут Серика осенило, он шепотом выругался:
— Тьфу ты, шалые!.. Русалки шалят…
Дальше было тихо и скучно, даже кузнечики стрекотали уныло и скучно. Наконец бесшумно, будто леший, возник из травы Звяга. Безошибочно определив, где скрывается Серик, подошел, кутаясь в корзно, шепнул:
— Ничего не слыхал?
Серик, помня наказ Шарапа, проговорил:
— Совы орали, правда, в разных сторонах, да русалки шалили под берегом…
Звяга опустился на землю, проговорил равнодушно:
— Эт они любят, пошутковать… Особенно возле быстрых ручьев на ночлег нельзя устраиваться — всю ночь спать не дадут, будут булькать да посмеиваться… Ладно, иди спать…
Серик очнулся на рассвете от чуткого сна. Издалека доносились размеренные глухие удары. Шарап лежал в траве, приподняв голову, и вслушивался.
— Што это? — шепотом спросил Серик.
— Што, што… Половцы плывут…
— Шарап, а почему их половцами зовут? Я слыхал, они со фрязями один народ…
— Потому и половцами зовут, шибко уж плавать любят, и здорово плавают…
— Можно поглядеть? А то я их ладей ни разу не видел…
— Погляди… Чего уж?..
Серик перебежал через прогалину, путаясь сапогами в остатках травы, которую не съели кони. Сами кони дремали, разлегшись по прогалине тут и там. Проскользнув сквозь прибрежный ивняк, Серик затаился среди ветвей, склонившихся к самому песку. Удары все приближались и приближались, и вот появилось оно. Слаженно взмахивая двумя рядами длинных весел, будто дивная птица крыльями, высоко задрав драконью голову, оно скользило будто над водой, легко и грациозно, словно лань по лугу. Серик затаил дыхание, боясь пошевелиться. На возвышении, огороженном перильцами, стоял человек и рассеянно скользил взглядом по прибрежным зарослям. Особенного в нем ничего не было, да и навидался Серик и фрягов, и франков, и германцев на киевском базаре. Но сам корабль его потряс. Эт, уж точно, не русские ладьи! Ладья уже скрылась за поворотом, а Серик все смотрел и смотрел ей вслед. Вдруг неподалеку печально вскрикнула сова. Серик вздрогнул, подумал машинально: — "Утро уже, не время совам…" И тут сообразил, что это товарищи его зовут.
Когда он подошел к табору, скудная еда была разложена на платке, и товарищи уже доедали свои доли.
Шарап бросил невнятно с набитым ртом:
— Ешь быстрее…
А поевший Звяга добавил:
— Сегодня левобережную стражу обойдем, и на тот берег переберемся, чтобы на правобережную не напороться. А то ведь обдерут до нитки…
— Как это, обдерут?.. — изумился Серик.
— А так, будут требовать поделиться добычей, иначе воеводе донесут. Мир ведь, у нас нынче с половцами…
— Ага… До ихнего первого набега… — проворчал Шарап.
Звяга сказал назидательно:
— Никто не знает, кто первый набег совершил; половцы ли, русичи…
— Ладно, старый спор… — пробурчал Шарап, легко вскакивая на ноги.
Споро оседлали коней, достали запрятанную с вечера в кустах добычу. Ехали, поспешая, иногда переходя на рысь. Отдохнувшие и поевшие сочной свежей травы, кони бежали весело, но все равно, до полудня четыре раза поменяли коней. Солнце свалилось за полдень, когда ехавший впереди Звяга, вдруг вскинул руку. Серик осадил коня, и выдернул лук из саадака. Миг, и тетива в расщепе стрелы.
Звяга раздумчиво протянул:
— Будто дымком пахнуло…
— До челна недалече… — нерешительно проговорил Шарап. — Поехали лесом… Вдруг бродники шалят?
Они долго пробирались между деревьев, пока явственно не потянуло древесной гарью.
— Это не степь горит… — раздумчиво протянул Шарап. — Да и кончилась степь… А ну-ка, посидите тут…
Соскочив с коня, он выдернул чекан из петли, и бесшумно исчез в подлеске. Серик сидел в седле, чутко прислушиваясь. Звяга прошептал:
— Ты башкой-то не верти. Смотри назад, а я буду вперед смотреть, вот и не прокараулим смерть летучую…