– Зато там, где я, нет места скуке, – откликнулась леди Огюста.
Ричард вскинул бровь и едва заметно улыбнулся, хотя ярость продолжала бурлить в его крови. Со школьных лет он страдал от насмешек сверстников и едва скрываемого презрения их родных. Гордость, возможно, научила его скрывать обиду, но не помогала смягчить ее.
– С этим не поспоришь, – согласился Ричард.
– Леди Хармзуорт, рад вас видеть! – Кэмерон наконец пробрался через толпу.
– Ваша светлость. – Ее изящный реверанс был воплощением достоинства.
Да, Ричарда многое раздражало в матери, однако он глубоко уважал ее мужество и силу воли. Он знал, как трудно держать голову высоко, если тебя презирает свет.
– Вы решили слегка взбаламутить тихие воды этого омута? – негромко спросил Кэм. – Могу я пригласить вас на танец?
Леди Огюста кивнула и с усмешкой обратилась к Ричарду:
– Мой дорогой сын, неужели ты поспешил ко мне, желая защитить мою честь, и даже собирался сразиться на дуэли? Но ведь я и честь – понятия несовместимые.
В ответ на это заявление за спиной Хармзуорта раздался тихий шепот. Ричарда и бесило, и восхищало это желание матери вновь и вновь бросать вызов благопристойному обществу. Они были похожи в том, что использовали невозмутимость и холодную уверенность, чтобы дать отпор чужой дерзости.
По лицу Ричарда не пробежало и тени.
– Я не стреляю в незрелых юнцов, сколько бы шерри они ни выпили, – небрежно ответил он, зная, что Колби передернет от этой фразы.
Приятель Колби вцепился в рукав его сюртука.
– Будь благоразумен, – прошептал он другу. – Ты еще легко отделался! Давай уйдем.
– Ладно, уйдем… – Колби мрачно посмотрел на Ричарда. – Мне нечего делать там, где принимают нечестивых дам и… и их отпрысков. Даже носи кто-то из Хармзуортов драгоценную фамильную подвеску, и она не сделала бы его достойным приличного общества. Рожденный в грязи и умрет в грязи.
Голос Колби, испуганного собственной дерзостью, был едва слышен, однако толпа подалась вперед, словно болото, готовое затянуть любого в свою трясину.
У Ричарда перехватило горло. Проклятый идиот! Желание уложить глупого щенка одним ударом металось в голове, но он заставил себя презрительно ухмыльнуться в лицо обидчику. Пропавшая подвеска, древняя реликвия Хармзуортов… Господи, да никто не видел эту подвеску со времен войны Алой и Белой розы! Поразительно, что Колби вообще знал о существовании драгоценности, владеть которой может только истинный наследник рода Хармзуортов. Подвеска была утрачена для семьи вот уже более пятидесяти лет.
– Вы сказали «нечестивых дам»? – Внезапно совсем рядом раздался серебристый смех леди Огюсты. – Ах, дорогой сэр Колби, и где вы набрались таких выражений? Неужели у вашей почтенной матушки?
– Забудьте об этом школяре, леди Хармзуорт. – Кэмерон Ротермер герцог Седжмур сделал шаг вперед, оставив Колби за своей широкой спиной. – Итак, танец? – Он подал сигнал оркестру, как будто именно он, а не лорд Пэкхем был хозяином дома.
Зазвучал вальс. Кэмерон и леди Огюста направились в центр зала как царственные особы – толпа молча расступилась перед ними. Ричард мысленно поблагодарил своего друга, не первый раз выручавшего его в сомнительных ситуациях. С изрядным разочарованием приглашенные разошлись по залу. В очередной раз семья Хармзуортов сохранила свое достоинство.
– Я настоятельно рекомендую вам увести своего друга, – посоветовал Ричард приятелю Колби.
Как же он устал от всего этого! От презрения толпы. От собственного притворства. Разве оскорбления не ранят и не мучают его? От необходимости расплачиваться за чужой грех. А более всего от того, что он был ублюдком, носившим имя барона Хармзуорта.
Ярость у Ричарда внутри внезапно остыла и налилась свинцом. Он должен найти эту чертову фамильную подвеску! Он превратит ее в булавку для шейного платка. Ричард будет нести ее на себе как флаг победы, заставляя всех и каждого признать в нем истинного наследника барона Лестера. И пусть он не чистокровный Хармзуорт, но он – будущий барон. А с семейной реликвией в булавке никакой Колби не посмеет дерзить ему в глаза или за глаза. Ни один человек на свете не назовет его ублюдком.
Глава 1
Литтл-Деррик, Оксфордшир. Сентябрь 1827 года
– Проклятье! – раздался приглушенный мужской голос откуда-то снизу.
Глухой стук, сопровождавший ругательство, заставил Дженевив проснуться. Ей понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять, что она задремала, положив голову на письменный стол в своем кабинете. Свечи погасли, и только в камине еще тлели угли. В их слабом мерцании, затаив дыхание, девушка наблюдала, как темная фигура проникла в кабинет, подошла к окну и потянулась к подсвечнику на подоконнике, заслонив собой звездное небо. Страх сковал Дженевив.