— Слишком слабое утешение.
— Понимаю, но чем еще можно объяснить этот выстрел? Зачем кому-нибудь понадобилось стрелять в нас?
Джон пожал плечами. У него не было врагов. — Непременно поговорю об этом с Алексом, — продолжала Белл. — Уверена, после этого он начнет построже следить за своими владениями. Нас могли ранить — пуля пролетела совсем рядом.
Джон кивнул, крепче прижимая Белл к себе и побуждая Тора ускорить шаг. Спустя несколько минут они въехали в ворота конюшни Уэстонберта, и тут же дождевые капли стремительно застучали по земле.
— Вот вы и дома, миледи, — произнес он, помогая Белл спешиться. — Вы сможете благополучно добраться до двери?
— Конечно, но разве вы не пойдете со мной? — разочарование ясно отразилось на лице Белл.
— Нет, не могу. Я…
— Но вы промокнете насквозь, если отправитесь домой сейчас. Вы непременно должны выпить чаю — хотя бы для того, чтобы согреться.
— Белл, я…
— Ну пожалуйста!
Глядя в ее умоляющие синие глаза, Джон понял, что ни в чем не сможет отказать ей. Он выглянул из ворот конюшни.
— Да, дождь действительно усилился.
Белл кивнула.
— И вы обязательно простудитесь, если попытаетесь поехать домой. Пойдемте, — она взяла Джона за руку и они вместе побежали к дому.
К тому моменту, как они достигли двери и ворвались в холл, — оба промокли. Мокрые пряди волос прилипли к щекам Белл.
— Должно быть, я выгляжу ужасно, — смущенно пробормотала она. — Мне следовало бы переодеться…
— Вздор, — возразил Джон, убирая влажный локон за ухо Белл. — Вы выглядите чудесно — как в дымке.
Белл затаила дыхание, ощущая щекой прикосновение пальцев Джона.
— Должно быть, вы имели в виду «как выуженная из воды». Я чувствую себя мокрой курицей.
— Уверяю вас, леди Арабелла, вы никоим образом не напоминаете мне курицу. — Джон опустил руку. — Уж скорее розу в капельках дождя.
Белл выпрямилась.
— Прекрасный комплимент, но, похоже, вы считаете меня избалованным ребенком. Уверяю вас, вы ошибаетесь.
Джон не мог оторвать глаз от сокрушительно прелестной женщины. Ее волосы выбились из узла, и золотистые пряди, завившиеся от влаги, упали на щеки, обрамляя нежное лицо. На длинных ресницах Белл поблескивали крохотные капельки, придавая глазам неописуемый оттенок синевы. Джон затаил дыхание, не позволяя взгляду опуститься ниже, к ее мягким губам.
— Поверьте мне, я вовсе не считаю вас ребенком, — наконец выговорил он.
Белл пожала плечами, не в силах сдержать разочарование, — она надеялась услышать совсем другие слова.
— Вероятно, нам следует продолжить беседу в гостиной.
Повернувшись, она чинно проследовала через холл, приподняв плечи и, как по струнке, выпрямив спину.
Джон подавил вздох и последовал за ней. Он каждый раз ухитрялся чем-нибудь обидеть ее. Ему хотелось схватить Белл в объятия, сказать, что он считает ее чудесной, прекрасной, остроумной, доброй — словом, такой женщиной, лучше которой мужчине невозможно пожелать.
Если, конечно, этот мужчина вообще заслуживает такое сокровище. Во всяком случае, он никогда не сможет жениться, никогда не примет любовь такой женщины — после того, что случилось с Аной.
Когда Джон вошел в гостиную, Белл стояла у окна, глядя, как капли скатываются по стеклу. Он начал было закрывать дверь, но потом передумал и оставил ее приоткрытой на несколько дюймов. Помедлив, Джон подошел к Белл, желая положить руку ей на плечо, как вдруг она резко повернулась. — Я не избалована, — упрямо произнесла она. — Да, мне жилось слишком беспечно, я знаю это, но меня не баловали.
— Я вас понимаю, — мягко отозвался Джон.
— Быть избалованным — значит проявлять своеволие, требовать, чтобы окружающие потакали твоим капризам, — продолжала Белл. — Я никогда не делала ничего подобного.
Джон кивнул.
— И я не понимаю, почему вы вечно делаете такие неприятные предположения на мой счет. Ведь ваш отец тоже граф — Алекс рассказывал мне.
— Был графом, — поправил Джон, — обедневшим графом, который не мог обеспечить семерых детей. Я был последним из них и родился уже после смерти отца.
— Семь детей? — широко распахнув глаза, переспросила Белл. — В самом деле?
— Один из них родился мертвым, — признался Джон.
— Должно быть, в детстве вам жилось чудесно — ведь у вас было так много товарищей для игр.
— В сущности, я мало времени проводил со своими братьями и сестрами.
Обычно у них находились свои занятия.
— Вот как? — Белл нахмурилась, недовольная нарисованным Джоном семейным портретом. — Наверное, у вашей матушки было слишком много хлопот с детьми.
Джон хмыкнул.
— Полагаю, и у моего отца тоже.
Белл вспыхнула.
— Как, по-вашему, не стоит ли нам вернуться к началу разговора? спросил Джон, подхватывая руку Белл и легчайшим прикосновением губ целуя ее. — Приношу свои глубочайшие извинения за все, что я наговорил вам в прошлом, а заодно и за то, что еще наговорю в будущем.
Белл усмехнулась.
— Это самое нелепое извинение, какое мне доводилось слышать.
— В самом деле? А я считал его весьма элегантным — особенно с таким дополнением, как поцелуй.
— Поцелуй был восхитителен, как, впрочем, и само извинение.
Не отпуская ее руки, Джон подвел ее к ближайшему дивану, где они и расположились поодаль друг от друга.