— Так больше не может продолжаться. Вы сами должны понять.
— Нет! — резко возразила она, чувствуя, что рушатся все ее надежды. Нет, я ничего не понимаю.
— Белл, у меня нет состояния, я жалкий калека, едва добившийся титула.
— Но зачем вы говорите об этом? Все это для меня ничего не значит.
— Белл, вам может принадлежать любой мужчина в мире.
— Но мне нужны вы.
Ее страстные слова потрясли Джона, и лишь через несколько минут он нашелся с ответом.
— Я поступаю так для вашего же блага.
Белл отшатнулась, как от удара, охваченная болью и яростью.
— Как вы смеете решать за меня… — едва сдерживаясь, выговорила она.
— Белл, ваши родители никогда не позволят вам выйти замуж за такого человека, как я.
— В" не знакомы с моими родителями. Откуда вам знать, как они поступят?
— Белл, вы же дочь графа.
— Вы тоже сын графа, так что я не понимаю, в чем дело.
— В мире существует разница положений, и вам это известно. — Джон знал, что хватается за соломинку и говорит глупости, лишь бы не сказать правду.
— Чего же вы хотите, Джон? — в отчаянии спросила она. — Хотите, чтобы я умоляла вас? Вы этого добиваетесь? А может, вы хотите, чтобы я открыто заявила, почему вы понравились мне? Я не скрываю, что считала вас добрым, благородным и славным.
Намеренное употребление прошедшего времени резануло слух Джона.
— Как раз сейчас я и пытаюсь совершить благородный поступок, — сдержанно отозвался он.
— Вовсе нет. Вы разыгрываете мученика, и вам, наверное, нравится эта роль, но мне происходящее не доставляет никакого удовольствия.
— Белл, выслушайте меня, — взмолился он. — Я… я совсем не тот человек, каким вы меня считаете.
Его хриплый голос, проникнутый болью, ошеломил девушку. Она застыла не в силах вымолвить слова.
— На моей совести… есть грехи, — с трудом произнес он, отворачиваясь так, чтобы не смотреть ей в глаза. — Я причинял людям боль. Я оскорбил… оскорблял женщин.
— Я вам не, верю, — негромко, но быстро возразила она.
— Проклятие, Белл! — развернувшись, он хватил кулаком по стволу дерева. — Ну как вас убедить? Что вы хотите узнать? Самые страшные тайны моего сердца? Поступки, которыми я запятнал свою душу?
Она попятилась.
— Не понимаю… не понимаю, о чем вы говорите. Вряд ли и вы сами понимаете собственные слова.
— Я-то понимаю, Белл. Если я все расскажу, вам будет слишком тяжело и больно.
— Я верю, что этого не будет, — мягко ответила она, потянувшись, чтобы коснуться его рукава.
— Не обманывайтесь, считая меня героем, Белл. Я вовсе не…
— Я и не считала вас героем, — прервала она. — Мне вовсе не хотелось видеть вас таким.
— О Господи! — простонал он с мрачной усмешкой. — Вот ваши первые правдивые слова за целый день.
Белл оцепенела.
— Не будьте таким жестоким, Джон.
— Белл, — резким тоном прервал он, — у моего терпения есть пределы.
Не испытывайте его.
— Что вы хотели этим сказать? — спросила она.
Джон в раздражении схватил ее за плечи и слегка встряхнул. Боже милостивый, она была так близко, он ощущал ее запах, тонкие пряди волос касались его лица!
— Я хотел сказать, — приглушенно произнес он, — что я удерживаюсь из последних сил, чтобы не поцеловать вас немедленно.
— Так почему бы вам не сделать этого? — спросила она прерывистым шепотом. — Я не стала бы вас останавливать.
— Потому, что на этом я бы не остановился. Я скользил бы губами по вашему нежному горлу, пока не добрался бы до этих отвратительных мелких пуговиц на вашей амазонке. А потом я расстегнул бы их одну за другой и распахнул бы ваш жакет. — Господи, зачем он мучает самого себя? — На вас ведь шелковое белье?
К собственному ужасу, Белл кивнула.
Джон содрогнулся, когда волна желания охватила его тело.
— Мне нравится прикосновение шелка, — пробормотал он, — и вам тоже.
— Откуда вы знаете?
— Я видел, как вы снимали чулок, когда натерли мозоль.
Белл задохнулась, потрясенная тем, что он подглядывал за ней, и в то же время его признание странным образом взволновало ее.
— Знаете, что я сделал бы потом? — хрипло продолжал Джон, глядя ей в глаза.
Она молча покачала головой.
— Наклонился бы и поцеловал вас сквозь шелковую ткань. Я вобрал бы в рот ваш смуглый сосок и целовал бы его до тех пор, пока он не превратился бы в твердый бутон. А потом, когда этого стало бы слишком мало, я спустил бы с плеч вашу тонкую шелковую рубашку, обнажив груди, и принялся бы целовать их вновь.
Белл не шевельнулась, буквально прикованная к месту чувственным воздействием его слов. — И что же было бы дальше? — прошептала она, остро ощущая жар его ладоней на плечах.
— Вы хотите помучить меня, не правда ли? — хрипло спросил Джон, сжимая пальцы. — Ну, раз уж вы спросили… Я бы медленно снял один за другим все предметы вашего туалета, пока вы не оказались бы нагой в моих руках. А потом я начал бы целовать вас — каждый дюйм вашего тела, пока бы вы не задрожали от желания.
Краем сознания Белл отметила, что она уже вся дрожит.
— Потом я положил бы вас и накрыл свои телом, вдавливая вас в землю. А затем… я вошел бы в вас медленно-медленно, наслаждаясь каждой секундой обладания вами, — голос Джона прервался, его дыхание стало сбивчивым, когда перед его мысленным взором появилась Белл, обвивающая его длинными ногами. — Ну, что вы на это скажете?