– Поверьте мне, я вовсе не считаю вас ребенком, – наконец выговорил он.
Белл пожала плечами, не в силах сдержать разочарование, – она надеялась услышать совсем другие слова.
– Вероятно, нам следует продолжить беседу в гостиной.
Повернувшись, она чинно проследовала через холл, приподняв плечи и, как по струнке, выпрямив спину.
Джон подавил вздох и последовал за ней. Он каждый раз ухитрялся чем-нибудь обидеть ее. Ему хотелось схватить Белл в объятия, сказать, что он считает ее чудесной, прекрасной, остроумной, доброй – словом, такой женщиной, лучше которой мужчине невозможно пожелать.
Если, конечно, этот мужчина вообще заслуживает такое сокровище. Во всяком случае, он никогда не сможет жениться, никогда не примет любовь такой женщины – после того, что случилось с Аной.
Когда Джон вошел в гостиную, Белл стояла у окна, глядя, как капли скатываются по стеклу. Он начал было закрывать дверь, но потом передумал и оставил ее приоткрытой на несколько дюймов. Помедлив, Джон подошел к Белл, желая положить руку ей на плечо, как вдруг она резко повернулась.
– Я не избалована, – упрямо произнесла она. – Да, мне жилось слишком беспечно, я знаю это, но меня не баловали.
– Я вас понимаю, – мягко отозвался Джон.
– Быть избалованным – значит проявлять своеволие, требовать, чтобы окружающие потакали твоим капризам, – продолжала Белл. – Я никогда не делала ничего подобного.
Джон кивнул.
– И я не понимаю, почему вы вечно делаете такие неприятные предположения на мой счет. Ведь ваш отец тоже граф – Алекс рассказывал мне.
– Был графом, – поправил Джон, – обедневшим графом, который не мог обеспечить семерых детей. Я был последним из них и родился уже после смерти отца.
– Семь детей? – широко распахнув глаза, переспросила Белл. – В самом деле?
– Один из них родился мертвым, – признался Джон.
– Должно быть, в детстве вам жилось чудесно – ведь у вас было так много товарищей для игр.
– В сущности, я мало времени проводил со своими братьями и сестрами. Обычно у них находились свои занятия.
– Вот как? – Белл нахмурилась, недовольная нарисованным Джоном семейным портретом. – Наверное, у вашей матушки было слишком много хлопот с детьми.
Джон хмыкнул.
– Полагаю, и у моего отца тоже.
Белл вспыхнула.
– Как, по-вашему, не стоит ли нам вернуться к началу разговора? – спросил Джон, подхватывая руку Белл и легчайшим прикосновением губ целуя ее. – Приношу свои глубочайшие извинения за все, что я наговорил вам в прошлом, а заодно и за то, что еще наговорю в будущем.
Белл усмехнулась.
– Это самое нелепое извинение, какое мне доводилось слышать.
– В самом деле? А я считал его весьма элегантным – особенно с таким дополнением, как поцелуй.
– Поцелуй был восхитителен, как, впрочем, и само извинение.
Не отпуская ее руки, Джон подвел ее к ближайшему дивану, где они и расположились поодаль друг от друга.
– Я заметил, что у вас с собой томик Вордсворта.
Белл взглянула на книгу, только сейчас вспомнив о ней.
– Ах, да. Пожалуй, это ваше влияние. Но сейчас мне хотелось бы знать, когда вы приступите к сочинению собственных стихов. Уверена, они будут блестящими.
Джон улыбнулся, услышав такую преждевременную похвалу.
– Вспомните, что случилось, когда я совсем недавно попытался выразиться поэтично. Я сказал, что вы выглядите, как в дымке. Но мне кажется, что это выражение не вяжется с высокой поэзией.
– Вы шутите. Всякий, кто любит поэзию так, как вы, способен писать стихи. Вам надо только попробовать.
Джон взглянул в ее сияющее лицо – Белл была так уверена в нем. Это чувство для Джона было в новинку: родственники проявляли слишком мало интереса к его занятиям. Джон не отваживался признаться Белл, что ее уверенность ошибочна, к тому же он не представлял себе ее поведения, когда она обнаружит, что за человек он на самом деле.
Но обо всем этом ему не хотелось думать. Всем его существом завладела сидящая рядом женщина, чем-то похожая на весенний цветок. Джон задумался о том, сколько времени он сможет отгонять от себя воспоминания о прошлом. Продержится ли он еще несколько минут? Сумеет ли провести в обществе этой женщины целый день?
– О Господи! – нарушила Белл его невеселые мысли. – Я забыла заказать чай, – поднявшись, она прошла через комнату к шнуру колокольчика.