Джон поднялся вместе с ней, стараясь перенести тяжесть тела на здоровую ногу. Прежде чем Белл успела сесть, в комнату быстро и бесшумно вошел Норвуд. Белл распорядилась, чтобы им принесли чаю и печенья, и Норвуд вышел – так же тихо, как и вошел, притворив за собой дверь.
Белл проводила взглядом выходящего из комнаты дворецкого, а затем повернулась к Джону. Она как бы заново увидела его. Он выглядел таким привлекательным и стройным в костюме для верховой езды, а в глазах его было такое откровенное восхищение и обожание, что у Белл перехватило дыхание. Но почему-то ей припомнились его слова, сказанные днем раньше.
«Я совсем не тот мужчина, каким вам представляюсь».
Правда ли это? Возможно ли, чтобы он ошибался в самом себе? Ответы казались Белл слишком очевидными. Она узнала их в те минуты, когда Джон читал стихи или крепко держал ее в объятиях, пока они верхом возвращались к дому. Надо только, чтобы кто-нибудь объяснил ему, какой он славный и сильный. Смела ли Белл надеяться, что Джон нуждается в ней?
Она пересекла комнату и остановилась прямо перед Джоном.
– По-моему, вы очень хороший человек, – мягко произнесла она.
Неудержимая волна нежности и страсти подхватила его, сметая барьеры благоразумия, которыми он тщетно пытался отгородиться от Белл.
– Нет, Белл. Прежде чем вы встали, чтобы позвонить, я как раз собирался сказать… – Господи, как же ей объяснить? – Я хотел сказать…
– Что, Джон? – невыносима ласково прервала она. – Что вы хотели мне сказать?
– Белл, я…
– О поцелуе?
В нем бушевала чувственная буря. Белл стояла перед ним, словно предлагая себя, и было просто невозможно прислушиваться к доводам рассудка.
– О Господи, Белл, – простонал он, – вы не понимаете, что говорите.
– Нет, понимаю. Я помню каждый миг нашего поцелуя у пруда.
Взывая о Божьей помощи, Джон шагнул к ней. Не совладав с собой, он протянул руку и сжал ладонь Белл.
– О Джон! – вздохнула она, глядя на его руку так, словно та была в силах исцелить любую боль.
Выдержать такое преклонение и чистую веру он не смог. Со стоном, в котором смешались счастье и мука, он грубо привлек ее к себе. Их губы слились в жарком поцелуе, он упивался ею, как человек, долго страдавший от жажды. Он запустил пальцы в ее волосы, наслаждаясь их нежным шелковистым прикосновением, а его губы с благоговением касались ее глаз, носа, щек.
Джон чувствовал, что начинает исцеляться. Черная пустота в его сердце не исчезла, но стала съеживаться, уменьшаясь в размерах. Тяжесть не упала с его плеч, но в ней словно убавилось весу.
Неужели она способна принести ему такой дар? Неужели ее чистота и доброта в состоянии уничтожить мрачные тени в его душе? У Джона закружилась голова, и он крепче прижал к себе Белл.
Она вздохнула.
– О, Джон, как хорошо!
– Очень хорошо? – пробормотал он, касаясь губами уголка ее рта.
– Очень, очень! – рассмеялась Белл, с жаром отвечая на его поцелуи.
Губы Джона прошлись по ее щеке к уху, и он шутливо прикусил его бархатистую мочку.
– У вас такие приятные ушки, – прошептал он, – как абрикосы.
Белл отпрянула с недоуменной улыбкой на лице.
– Абрикосы?
– Я же говорил вам, что мне недостает поэтичности.
– Я люблю абрикосы, – решительно возразила Белл.
– Идите же сюда, – приказал он строгим голосом, в котором сквозила насмешка. Он сел на диван и усадил рядом Белл.
– Как вам будет угодно, милорд. – Белл попыталась изобразить покорность.
– Что вы за сластолюбивая плутовка!
– Сластолюбивая плутовка? Вот это уже совсем не поэтично.
– Тише! – Верный своему принципу, Джон заставил ее замолчать очередным поцелуем, откидываясь на подушки и привлекая Белл к себе. – Говорил ли я вам, – спросил он в краткий промежуток между поцелуями, – что вы – прекраснейшая из женщин, каких мне доводилось видеть?
– Нет.
– Ну так слушайте. А еще – самая умная, добрая, а еще… – рука Джона скользнула вдоль тела Белл, охватила ее ягодицы и сжала их, – а еще у нее самое соблазнительное мягкое место, какое я когда-либо чувствовал.
Белл отпрянула с видом оскорбленной невинности, но тут же рассмеялась и прильнула к нему.
– Никто еще не говорил мне, что целоваться так забавно.
– Разумеется. Ваши родители опасались, что после этого вы броситесь целоваться с кем угодно.
Белл прикоснулась пальцами к его щеке, осторожно провела по щетине бакенбардов.
– Нет, только с вами.
Джон считал, что родители Белл вряд ли могут быть довольны поведением дочери, но поскорее прогнал эту мысль, не желая нарушать очарование момента.
– Большинство людей, целуясь, не смеются. – Он по-мальчишески усмехнулся и дернул ее за нос.