— Он послал меня отвезти вам вещи, но еще хотел, чтобы я увидел… что вы не сердитесь на меня.
Кэрли схватила мальчика за руку:
— Так ты думал, что я сержусь на тебя?
Он кивнул:
— Из-за того, что случилось в деревне… Ведь я убил белого человека.
Она зажала ему рот рукой. Господи, узнай дядя, что мальчик убил одного из его людей. Два Орла не прожил бы и дня.
— Ты сделал то, что должен был сделать. Я только недавно поняла, как тяжело вам жилось. — Она с трудом улыбнулась. — А теперь скажи, где мои вещи, и я схожу за ними.
Мальчик поднялся, но Кэрли мягко усадила его:
— Я сама принесу. Останься здесь.
— Со мной все в порядке, сеньора. Я принесу ваши вещи.
Ей не хотелось обижать его. Она постояла в дверях, пока мальчик не вернулся с узлом, присланным Рамоном.
— Подожди меня здесь, — быстро проговорила Кэрли. — Я переоденусь, и мы вместе отправимся в Лас-Алмас… проедем хоть часть пути.
Через несколько минут она вернулась в костюме для верховой езды, повела мальчика в конюшню и приказала одному из мужчин оседлать ее лошадь. Они мало разговаривали в пути. Кэрли видела, что спина у мальчика болит. Ее рубец тоже болел.
На вершине перевала, откуда дорога вела в асиенду, Кэрли натянула поводья.
— Не скрывай от дона Рамона, что случилось в дель Роблес. Он проследит, чтобы о тебе позаботились. Скажи ему, мне жаль, что дядя и его люди так поступили.
Два Орла кивнул:
— Ладно. А еще я скажу ему, что не он один страдает.
— Нет, Два Орла, ты не должен…
Но мальчик уже повернул коня и поскакал галопом. Кэрли вздохнула. Что изменится, если Рамон узнает о ее чувствах?
Ему это безразлично, иначе он не поверил бы в то, что она изменила ему с Анхелом, не назвал бы ее шлюхой!
Повернув гнедую к ранчо дель Роблес, Кэрли снова поклялась себе, что забудет Рамона. Однако жить у дяди нравилось ей все меньше. Каждый день она убеждалась в жестокости Флетчера Остина.
И подозрения, что дядя действительно украл землю де ла Герра, тоже укреплялись.
Рамон с размаху опустил топор на двухфутовый дубовый чурбан, расколов его точно посредине, и вытер пот со лба.
Три дня прошли с возвращения мальчика, поведавшего о том, что случилось на ранчо дель Роблес.
— Ва-су-ви — смелая женщина, — сказал Два Орла. — Такой, как ваш Подсолнечник, больше нет.
У Рамона перехватило дыхание. Ему хотелось сжать шею Флетчера Остина и выдавить из него жизнь по капле. Мысль о том, что могло случиться с мальчиком, не заступись за него Кэрли, приводила Рамона в ярость. Он, конечно же, не сомневался ни в словах индейца, ни в отваге жены. Но теперь его мучили другие сомнения.
Рамон снова взмахнул топором. Физическая работа хоть отчасти снимала напряжение, овладевшее им после возвращения Двух Орлов из дель Роблес.
Нет, нельзя допустить, чтобы только ненависть к Флетчеру Остину руководила всеми его действиями. Нельзя допустить и того, чтобы им завладела боль, пробужденная рассказом мальчика о Кэрли.
Что, если ты не прав? Он не позволял себе так думать. Ни на одно мгновение. Не допускал мысли о том, что может простить ее.
Если Кэрли снова обманет его, он не переживет этого.
Любовь к ней завладела всем его существом. Как Кэрли добилась этого? Как ей удалось похитить его сердце? Por Dios, Рамон так боролся с этим, и все же Кэрли стала для него важнее всего на свете!
Что, если ты не прав? Он допустил эту мысль в сознание, и сейчас в душе его образовалась открытая рана. Нет, Рамон не ошибся. Он видел их вместе. Анхел с детства был ему братом. Он — де ла Герра, а члены этой семьи не лгут.
Что, если ты не прав? Рукоять топора едва не выскользнула у него из рук. Рамон ударил неточно, и дубовый чурбан отлетел к дереву. Santo de Cristo — он не ошибся! И Кэрли знала это. Но слова, сказанные ею, преследовали Рамона. Ты очень похож на моего дядю. Тебя переполняет та же ненависть, ты полон таких же предубеждений… Они ослепляют тебя. как и англичан которых ты презираешь.
Тяжелый топор зазвенел, расколов последний чурбан, и Рамон вонзил лезвие в пень. Все еще думая о Кэрли, он с удивлением увидел, как Педро Санчее въезжает в ворота на своем большом сером жеребце.
Взяв белую рубашку, Рамон направился к нему:
— Рад видеть тебя, мой друг.
— Я тоже рад видеть тебя, дон Рамон. — Старый ковбой спешился. — Жаль, что я слишком поздно вернулся в лагерь, но, говорят, налет прошел успешно.
— Si, очень. Но зима уже приближается. Возможно, нам придется провести еще один, пока добыча в избытке.
Задумавшись, Педро направился с Рамоном загону и начал расседлывать коня.
— Теперь, когда Андреаса больше нет, угроза твоего разоблачения возрастает с каждым налетом.
— Si, это так. По словам Мариано, шериф Лейтон наведался сюда, пока я был в Монтеррее, Мариано считает, что Лейтон что-то заподозрил.
— Неужели собираешься продолжать?
— Пока это необходимо.
Педро молча расстегнул подпругу и. снял тяжелое ковбойское седло. От влажной спины жеребца шел пар.
— Как прошла поездка? — поинтересовался Рамон.
— Я бы приехал раньше, но визит Миранды к родным мужа не слишком удался. Она решила вернуться в лагерь. Тогда ты не уделял ей внимания… а сейчас я понял, что она, возможно, не потеряла тебя.
Рамон пожал плечами и не слишком охотно ответил:
— Моей жены здесь больше нет, если ты это имеешь в виду. Наша семейная жизнь не сложилась.
— Я слышал.
Ковбой снял уздечку, накинул недоуздок на шею лошади и застегнул его.
— Это не секрет. Кэрли вернулась к дяде.
— Потому что ты обнаружил в ее постели своего кузена.
Изумленный Рамон не сразу обрел дар речи.
— Как ты узнал об этом? Я никому не говорил.
— Не догадываешься? Твой кузен Анхел хвастался этим… пока Игнасио не разбил ему в кровь губу. После этого Анхел заткнулся.
— Не верю, он не мог так поступить.
— Не веришь?! Но ты так легко поверил в то, что он сказал о твоей жене!
— Он не солгал, хотя ему и следовало молчать. Я действительно обнаружил Анхела в ее постели.
— Если он и оказался там, это не означает, что жена предала тебя. Почему ты уверен, что твой кузен говорит правду?
— Анхел — из семьи де ла Герра. Почему мне не верить ему?
— Выходит, если Анхел клянется, что твоя жена пригласила его к себе, — значит, так и есть? Я знаю его столько же лет, сколько и ты. Интересно, есть ли на свете женщина, которая не бросилась бы к ногам Анхела?
— По его словам, нет, — бросил Рамон, вспоминая, как Анхел хвастливо рассказывал о шлюхах, ждавших его в каждом городе — от Сан-Хуана до границы.
— Шлюхи не леди, мой друг, но я не верю, что и шлюх было так много.
Рамон задумался:
— Возможно, ты прав.
— Помнишь женщину в Санта-Фе?
— Какую?
— Заявившую, что он изнасиловал ее ночью перед тем, как его арестовали за ограбление и убийство.
Рамону стало не по себе.
— Обвинение было ложным. Gringos сфабриковали его, чтобы подкрепить другие такие же.
— По-твоему, его оклеветали? — Педро посмотрел в глаза Рамону. — А может, твоя жена стала бы очередной жертвой, если бы тыне появился вовремя?
Ощутив слабость в ногах, Ражиу опустился на тюк соломы.
— Dios mio, этого не может быть!
— Твоя жена доказала свою верность, Рамон, и не один раз. Она знает, кто ты, и молчит. А при желании она нашла бы лагерь. — Педро положил руку на плечо друга. — Неужели ты не видишь, что твоя жена хранит молчание, потому что любит тебя? Да, она англичанка, но это еще не значит, что ее слово ничего не стоит.
— Ты ошибаешься.
— Ты не видел кузена долгих пять лет, Рамон. Даже если прежде он был честным человеком — в чем я начал сомневаться, — неизвестно, как изменился Анхел, проведя пять лет в тюрьме. — Рамон молчал. — Твоя преданность кузену весьма похвальна, мой друг, но, по-моему, он не отвечает тебе тем же.