Мгновение спустя, освободившись от влажного плена мягкой женской плоти, он, все еще тяжело дыша, с сильно бьющимся сердцем, посмотрел на Манон сверху вниз. Глаза ее были сомкнуты, а губы приоткрылись, пока она приходила в себя.
Неожиданно ему явилось прекрасное молодое лицо Габриэль. Сознание того, что еще мгновение назад образ дорогой Габриэль был полностью вытеснен из его памяти, возмутило ему душу.
Кольнула мысль, что Манон удалось войти в его жизнь, как ни одной другой женщине. Она умудрялась деликатно проникать в суть его самых сокровенных желаний. В этот вечер она опять показала свою способность освободить его от любой тяжести, побуждая рассказать о страхах, укрывшихся в самых глубоких тайниках сознания, о его страданиях. Более того, она услышала тщательно скрываемое от самого себя признание собственной виновности в похищении Габриэль.
Она снимала все покровы с его души!
Он был полностью в ее руках, и Манон вознаградила его за это, ублажив своим телом. Однако эта награда делала своеобразную зависимость от нее еще невыносимее.
Шлюха! Он раскусил ее уловки! Она стремится завладеть частью его самого, чего он не позволял никому, кроме незабвенной Шантель. Она хочет властвовать над той частью его души, которая умерла вместе с ней, чтобы никогда не воскреснуть! Она рассчитывает занять в его сердце место Шантель. А это сердце осталось живым только для его дорогой Габриэль!
Но Манон перехитрила сама себя! Эта женщина его устраивала как отзывчивая любовница, и часто она была настолько хороша, что он пока не хотел бы ее бросать. Однако он твердо решил играть по своим правилам и не позволит ей превращать себя в марионетку…
Красивое лицо Жерара скривилось в улыбке. Манон утешила его и на короткое время заставила забыть о Габриэль. Она еще раз показала свою власть над ним, но придет день, когда он освободится от этой мнимой зависимости.
Ведь что бы она себе ни воображала, истина заключается в том, что власть все-таки в его руках.
Мысленно успокоив самого себя, он вновь прижался к Манон, а затем неожиданно перевернулся, и она оказалась сверху. Манон испуганно вскрикнула, краска залила ее лицо. Это возбудило Жерара, и он плавно скользнул внутрь ее, чтобы вновь оживить страсть, казалось, иссякшую до предела.
И вновь они испытали восторг, которому оба не в силах были противиться. В конце концов Манон, совершенно обессиленная, упала на него.
Жерар уложил любовницу на кровать рядом с собой и увидел, как затрепетали ее густые ресницы и медленно открылись глаза. В ее затуманенном взоре было столько обожания…
Она окликнула его по имени, когда он подошел к стулу, взял свою одежду и вышел из комнаты. В последний раз ее встревоженный голос прозвучал, когда Жерар, полностью одетый, удовлетворивший свою страсть и вернувший самообладание, захлопнул за собой парадную дверь.
Он чуть задержался на пороге, глядя на освещенную фонарем пустынную улицу. Манон прекрасно справилась со своим предназначением. Он чувствовал себя обновленным и полным сил. Перед его мысленным взором возник образ Габриэль, и Пуантро проникновенно прошептал:
— Габриэль, моя милая девочка, я найду тебя и приведу домой. Не падай духом. Ты слышишь меня, Габриэль?
Габриэль тихонько застонала.
Ритмичное покачивание, постоянно ощущаемое ею в полубессознательном состоянии, сменилось тихим плавным движением, давшим успокоение. Тело уже не страдало так мучительно. Она будто парила и почти наслаждалась отдыхом.
Усыпанное бесчисленными звездами ночное небо простиралось над ней. Медленно открыв глаза, она еще какое-то время приходила в себя после кошмарного сновидения. Сознание прояснилось. Увы! Она находилась не в своей постели в монастыре. И это был не страшный сон. Она была… Габриэль охнула, когда окончательно поняла, где находится. Она была в шлюпке в открытом море. Габриэль чуть приподнялась и вновь охнула. Ее похититель правил прямо на большой корабль, стоявший в укрытой темной лагуне!
Она попыталась шевельнуться и едва смогла сдержать стон. Все ее косточки ныли, а ноги пылали огнем.
В уголках глаз выступили слезы, но Габриэль тут же осушила их. Для слез не было времени. Во всяком случае, не сейчас, когда она, может быть, навсегда покидает берега Луизианы.
— Эй, капитан!
Этот оклик с палубы корабля достиг ее слуха, и Габриэль села. Она поймала на себе взгляд капитана за мгновение до его ответа:
— Эй! Баркер! Будь готов принять нас на борт!
В слаженных действиях двух моряков проявились их опыт и сноровка, когда они причалили маленькую шлюпку к борту великолепного судна.
Свет от нескольких фонарей освещал борт корабля, где столпилось множество людей. Габриэль не сомневалась, что все они — отпетые негодяи. Лохматые волосы и косматые бороды показались ей достаточным основанием для такого вывода. В ушах у некоторых блестели золотые серьги, головы других были повязаны яркими цветными платками, а у одного, особенно зловещего типа, на глазу красовалась дьявольская черная повязка. Габриэль с трудом подавила отвращение и оглянулась на капитана. Он в этот момент отдавал целый ряд команд.
Яркий фонарь, висевший высоко над корпусом корабля, осветил надпись под резной топ-мачтой, изображавшей свирепую хищную птицу с выпущенными когтями. Название корабля…
О Боже! Нет! У Габриэль перехватило дыхание. Ее взгляд вновь вернулся к возвышавшемуся над ней капитану. Он наклонился к ней и помог подняться на ноги. Не может быть…
— Вы готовы подняться на борт, капитан? — спросили с корабля.
— Да.
Ответ капитана поверг Габриэль в ужас. Ее похититель оказался одним из самых страшных приспешников Лафитта. Новоорлеанские кумушки шепотом утверждали, что он присвоил себе душу хищной птицы и обрел способность налетать на корабли, делая их добычей с убийственной точностью крылатого разбойника! Ходили слухи, что он скорее пират, чем капер. Прошлое этого человека было скрыто завесой таинственности, и даже имя ему заменяло название его ужасного корабля. Это был Рапас… хищник!
Габриэль покачнулась, и свет в ее глазах вновь померк. Она смутно ощутила дуновение ночного ветерка, когда ее сорвали с места, и опять очутилась на широких плечах капитана. Невольно вырвавшийся вопль и попытка оказать хоть какое-то сопротивление были встречены коротким предостережением:
— Спокойно!
Капитан начал восхождение по веревочной лестнице, спущенной за борт корабля. Чернильная гладь ночного моря неуклонно отступала. Проклиная свою слабость, вынудившую беспрекословно подчиниться его приказу, Габриэль погружалась в полумрак бессознательного состояния.
Рапас… Следовало догадаться об этом в тот самый момент, когда ее пронзили отсвечивающие золотом глаза. Да, она должна была понять это.
Барабаны… она слышит, как бьют барабаны…
Удары эхом отдавались в голове Габриэль, настойчиво и беспрерывно, пока она не приоткрыла глаза. Яркий свет утра чуть не ослепил ее.
— О нет! — громко простонала она. — Только не это… опять…
Казалось, сама судьба предопределила ей отныне каждый раз просыпаться в совершенно незнакомом мире! На этот раз пробуждение состоялось в каюте корабля. Она лежала на широкой койке прямо под иллюминатором. Угол между кроватью и дверью занимал письменный стол, в центре каюты поместились пузатая плитка для обогрева, столик и два стула. Эти вещи заполняли собой почти все пространство.
И вновь ее слух резанула барабанная дробь. Габриэль села, не уверенная в том, что звуки не родились в ее раскалывающейся от боли голове. Нет, это не барабаны.
Похоже на топот множества ног, снующих по палубе прямо у нее над головой. Танцуют? Нет, это были бы пляски безумных…
Габриэль, окончательно сбитая с толку, чувствовала себя совершенно разбитой и больной. Кожа ее пылала, кости ломило так, будто за один день они отслужили все пятьдесят лет, а ноги…
Острая боль пронзила насквозь, лишь только она попыталась пошевелить ими, и у нее перехватило дыхание. Габриэль вспомнила, как отказалась от сандалий, которые носят только рабы. Какой же она была дурой!