33
Из-под нашего пера не выходит ни хера — срифмовал немолодой неудавшийся поэт, попыхивая голландским табачком в массивной вересковой трубке. Ничего у него как-то не удавалось. В плане творчества. Нет, все остальное, слава союзу писателей, как надо, как у людей, а где-то даже и в избытке. Вот в плане творчества… Да творчеством-то, честно говоря, и не пахло… А вот табачок имел довольно стойкий, крепкий аромат. В загашничке и коньячок имелся — у шкапчику припрятанный. В холодильничке балычок… Вон сколько рифм! Писать вот только нечего. Жрать да пить… Да рифма к слову «жрать»… Такое вот гастротворчество. А начинать поздно, а продолжать когда-то начатое глупо, потому что невозможно. Я когда-нибудь найду одинокую звезду, — сочинил и спел он когда-то в лесу, среди костров и палаток. Так ведь и не нашел. Ни одинокую… Никакую! Жена — красивая кукла, ловко подсеченная им когда-то, тогда еще, еще на той творческой ниве, когда что-то еще получалось. Детками не обзавелись… А так, конечно, все есть… У шкапчику припрятано… То, что нужно сейчас, все необходимое надежно и крепко спрятано в складках животного жира, нагулянного им за отчетный период. За окном красовался солнечный веселый летний денек, и ему от этого чуждого веселья стало гадостно так, что захотелось завыть как старой облезлой суке с обваренной кипятком бочиной. Из-под нашего пера не выходит ни хера…
34
Он не казался, а был до того открытым, честным, простым и милым в общении, до того правильным и великодушным, что нам всем делалось стыдно даже мельком смотреть ему в глаза!
35
Я нашел ее, словно маленькую земляничку на обочине высушенной зноем дороги. Конечно, сорвал, бережно поднимая по приставшей к пальцам травинке, положил на ладошку, сдувая придорожную пыль, любуясь ее свежестью и красотой, наслаждаясь дурманящим сладким ароматом… Но другой отнял ее у меня, положил в рот и, не раздавливая языком, перемолол зубами… Вот так и пропала моя Земляничка… Спустя земляничный сезон, я встретил ее, но она сделалась совершенно ни на что не похожа…
36
Как необыкновенно сказочно наряжаются наши православные церкви на Пресвятую Троицу! Кругом по уголкам и стеночкам красуются беленькие березки, а полы устилаются толстым слоем свежескошенной зеленой травы и, заходя в храм, ступаешь по ней как по волшебному ковру. Чудо! Хотя чуда-то особого нет. Травка просто. Но как необыкновенно! Погода в этот день, бывает, что не особо балует теплом. Солнышко, бывает, надолго прячется за тучкой… А то и дождичек нет-нет, да и где-нибудь просочится… Но никакие капризы погоды не смогут помешать празднику изголодавшейся по радости души! Ну, как на Пресвятую Троицу.
37
Этим летом колодцу исполнилось так много лет, что он и сам уже не помнил сколько. Не узнавал в лицо шныряющих над ним птичек, не помнил, кто его выкапывал и возводил над ним деревянного строения. Я гладил струганные, выкрашенные зеленой краской доски и вспоминал его тогдашнего, в еще той обшарпанной одежонке с массивной, отполированной качающими воду руками деревянной ручкой вместо теперешней кнопки — нажал и потекло. Я тоже нажал, набрал в жменьку знакомо студеной водицы, попробовал. Нет, совершенно вкусная водичка, прямо как тогда… Тогда… Когда-то. Сделав еще несколько глотков родного мне пития, я почувствовал, что забыл он и меня, так часто прибегавшего к нему пацаном… Может, и не забыл, а просто не узнал?.. Жаль. Я ведь так с ним дружил тогда… Так любил его живительную влагу! Я даже вроде обиделся на него… Но потом, чуть позже, вдоволь насидевшись на зеленом покрывале всегда зовущего к себе местечка, родимого местечка, я наконец понял, что кроме благодарности за мое им вскармливание я не имею права испытывать к нему более никаких чувств. Спасибо, дедунюшка! Не грусти, не скучай и, пожалуйста, не прекращайся!