Марчбэнкс (с внезапно пробудившимся сочувствием и интересом). Ах, вот что? Вы, верно, застенчивы, вроде меня^
Прозерпина. Нисколько я не застенчива. Что вы хотите этим сказать?
Марчбэнкс (задушевно). Нет, конечно это застенчивость: вот поэтому-то на свете так мало взаимной любви. Мы все тоскуем о любви, это первая потребность нашей природы, первая мольба нашего сердца, но мы не смеем высказать наших желаний, мы слишком застенчивы. (С большим жаром.) О, мисс Гарнетт, чего бы вы не дали за то, чтобы не испытывать страха, стыда!..
Прозерпина (шокированная). Нет, честное слово!
Марчбэнкс (возмущенно и нетерпеливо). Ах, не говорите вы мне всяких этих глупых слов, они меня не обманут, какой в них смысл? Почему вы боитесь быть со мной такой, какая вы на самом деле? Я совершенно такой же, как вы.
Прозерпина. Как я? Скажите, пожалуйста, кому это вы думаете польстить — мне или себе? Я что-то не могу решить, кому именно. (Снова направляется к машинке.)
Марчб э н к с (останавливает ее с таинственным видом). Ш-шш... Я всюду ищу любви — и нахожу несметное количество ее в сердцах людей. Но когда я пытаюсь вымолить ее, эта ужасная застенчивость сковывает меня, и я стою немой... или хуже, чем немой, говорю бессмысленные вещи, глупую ложь. И я вижу, как нежность, о которой я тоскую, расточают собакам, кошкам, птицам, потому что они сами подходят и просят. (Почти шепотом.) Ее нужно просить; она подобна призраку — не может заговорить, пока не заговорят с ней. (Обычным голосом, но с глубокой меланхолией.) Вся любовь в мире жаждет заговорить, только она не смеет, потому что она стыдится, стыдится! В этом трагедия мира. (С глубоким вздохом садится на стул для посетителей и закрывает лицо руками.)
Прозерпина (изумлена, старается не выдать себя: первой ее правило при встрече с незнакомыми молодыми людьми). Люди испорченные превозмогают время от времени эту стыдливость, не правда ли?
Марчбэнкс (вскакивает, чуть ли не в ярости). Испорченные люди — это те, у которых нет любви. Поэтому у них нет и стыда. Они способны просить любви, потому что они не нуждаются в ней, они способны предлагать ее, потому что им нечего дать. (Опускается на стул и добавляет грустно.) Но мы, которые обладаем любовью и жаждем соединить ее с любовью других, мы не смеем вымолвить ни слова. (Робко.) Вы согласны с этим, не правда ли?
Прозерпина. Послушайте, если вы не перестанете говорить подобные вещи, я уйду из комнаты, мистер Марчбэнкс. Честное слово, уйду. Это неприлично. (Усаживается за машинку, открывает синюю книжку и собирается переписывать из нее.)
Марчбэнкс (безнадежным тоном). Все то, о чем стоит говорить, все считается неприличным. (Поднимается и бродит по комнате с растерянным видом.) Я не могу понять вас, мисс Гарнетт. О чем же мне разговаривать?
Прозерпина (поучительно). Говорите о безразличных вещах, говорите о погоде.
Марчбэнкс. Могли бы вы стоять и разговаривать о безразличных вещах, если бы рядом с вами ребенок горько плакал от голода?
Прозерпина. Полагаю, что нет.
Марчбэнкс. Вот так и я не могу разговаривать о безразличных вещах, когда мое сердце горько плачет от голода.
Прозерпина. Тогда придержите язык.
Марчбэнкс. Да. Вот к этому мы всегда и приходим. Придерживаем язык. А разве от этого перестанет плакать ваше сердце? Ведь оно плачет, разве не правда? Оно должно плакать, если только оно у вас есть.
Прозерпина (внезапно вскакивает, хватаясь рукой за сердце). Ах, нет смысла пытаться работать, когда вы ведете такие разговоры. (Выходит из-за своего маленького столика и садится на кушетку. Чувства ее явно затронуты.) Вас совершенно не касается, плачет мое сердце или нет, но я все-таки хочу вам сказать...
Марчбэнкс. Вы можете не говорить. Я и так знаю, что оно должно плакать.
Прозерпина. Но помните, если вы когда-нибудь расскажете о том, что я вам сказала, я отрекусь.
Марчб энкс (участливо). Да, я понимаю. Итак, значит, у вас не хватает смелости признаться ему?
Прозерпина (подскакивая). Ему! Кому это?
Марчбэнкс. Ну, кто бы это ни был — человеку, которого вы любите. Это может быть кто угодно. Может быть, мистер Милл, помощник священника...
Прозерпина (с презрением). Мистер Милл!!! Вот уж по-истине достойный предмет, чтобы я стала по нему убиваться ! Скорей бы уж я выбрала вас, чем мистера Милла.
Марчбэнкс (ежится). Нет, что вы! Мне очень жаль, но вы не должны думать об этом. Я...
Прозерпина (с раздражением идет к камину и останавливается, повернувшись к Марчбэнксу спиной). О, не пугайтесь! Это не вы. Речь идет не о каком-то определенном человеке.