Тинторетто, Якопо (1518 —1594) — итальянский живописец венецианской школы.
Блейк, Уильям (1757—1827) — английский поэт и художник, представитель раннего романтизма.
Шелли, Перси Биши (1792—1822) — английский поэт, революционный романтик.
Стр. 316. Мэнсфилд, Ричард (1854— 1907) — американский актер и режиссер.
Стр. 317. Бонд-стрит — улица в деловом районе Лондона, на которой расположено множество различных контор и фирм.
Стр. 323. Стамболов, Стефан (1854— 1895) — болгарский политический деятеле глава правительства (1887—1894), убит по политическим мотивам.
Гладстон, Уильям Юарт (1809—1898) — английский политический деятель, лидер либералов, четыре раза возглавлял английский кабинет.
ОРУЖИЕ И ЧЕЛОВЕК
Пьеса была закончена в 1894 г. и 24 апреля того же года появилась в Лондоне на сцене театра «Авеню» в антрепризе актрисы Флоренс Фарр, приятельницы Шоу, игравшей в ней роль Луки. Пьеса «Оружие и человек» принесла Шоу перзый подлинный театральный успех. Ее многократно возобновляли на лондонской сцене, и она с успехом шла в других странах, в том числе в России. Большое значение для последующей судьбы драматургии Шоу на американской сцене имела постановка комедии в нью-йоркском театре «Гералд Сквер»,, где Ричард Мэнсфилд с блеском сыграл роль Блюнчли.
Композитор Оскар Штраус использовал текст Шоу как основу либретто оперетты «Шоколадный солдатик», поставленной в Берлине (1909) и Лондоне (1910). В 1932 г. в Англии был снят фильм по пьесе. Русский перевод комедии, появившийся впервые до революции, также носил название «Шоколадный солдатик». Ее играли в петербургском Малом театре в 1905—1906 гг., в Петрограде — в Народном доме в 1920 г., в Театре пролетарского актера — в 1923 г., в Театре миниатюр — в 1936 г. В последние годы постановки осуществлены: в Московском театре им. Пушкина (1966), в Ереване (1971), в Киеве (1974). Название пьесы заимствовано из первой строки «Энеиды» Вергилия — «Оружие и героя пою...».
Пьеса вызвала резкое осуждение буржуазных театральных критиков, обвинявших драматурга в том, что он враг патриотизма и отрицает значение армии в защите страны. Шоу ответил на нападки статьей «Драматург-реалист своим критикам» (1894). Он писал в ней, что есть две действительности: подлинная и театральная, и его критики исходят из второй. В отличие от них, Шоу стоит на почве фактов. При этом он подчеркнул, что его отношение к войне продолжает традицию величайших гуманистов и реалистов Европы.
«Война, как мы знаем, особенно сильно влечет к себе романтическую фантазию. Суть величайшего в мире реалистического романа «Дон Кихот» — в отрезвляющем уроке, который человек с романтическим воображением получает от знакомства с буднями солдатского ремесла,— писал Шоу. — Сейчас ни у кого не хватит глупости назвать Сервантеса циником за то, что он высмеял Амадиса Галльского; или назвать Дон Кихота — никчемным человеком за то, что он воевал с ветряными мельницами и стадами овец. А между тем меня неоднократно обзывали циником, моего швейцарского офицера — трусом, а болгарского Дон Кихота — никчемным хвастуном за то, что я руководствовался теми же соображениями, что и Сервантес, и применил тот же метод...» 71
Сославшись на то, что он опирался на достоверные свидетельства участников современных войн — франко-прусской (1870— 1871) и русско-турецкой (1877—1878), а также на литературные источники, Шоу продолжал: «Трудно выразить словами, насколько мой метод шел вразрез с воинственными домыслами критиков. Их несказанно возмущал малейший намек на то, что отваге солдата бывает предел или что он способен предпочитать жизнь и непродырявленную шкуру доблестной смерти во славу отчизны. Взгляд критиков был прост, мужествен и прям, как все неосуществимое. Человек — либо трус, либо нет. Если он храбр, то ничего не боится; если трус, тогда он не солдат, и изображать его таким — значит клеветать на благородное ремесло. Люди, кое-что смыслящие в этом деле, высказываются совершенно иначе».72 Шоу приводит свидетельства военных, опровергающие романтическое представление о герое, воплощенное в популярном театральном образе Дон Сезара де Базана, «распахнувшего грудь перед пулями». Шоу иронизирует также над другими обвинениями: «...если я вызвал возмущение критиков, когда изобразил солдата как человека, который не хочет бесцельно гибнуть, то еще большее негодование я возбудил тем, что показал солдата, который хочет есть».73 Критики считали пьесу Шоу сплошным балагурством, фантасмагорией. Сам же он оценивал ее как строго реалистичную: «В ней нет никакого бурлеска; я изобразил в ней лишь одни военные будни, основываясь исключительно на свидетельствах настоящих военных и избегая фарсовых эпизодов... Я утверждаю, что столкновение этой действительности с понятиями романтических девиц и воинственных штатских создает не бурлеск, а самую настоящую комедию... Я показываю, что в настоящей войне есть и настоящая опасность для солдата и никогда не покидающее его сознание этой опасности. Театральная же война сулит ее участникам одну только славу. Вот почему капитан Блюнчли, для которого поле битвы является местом тяжкого и опасного труда, невероятен для критика, для которого это поле — всего лишь зрелище, доставляющее наслаждение и удовлетворяющее наши патриотические чувства и жажду крови и победы, но отнюдь не грозящее ни опасностью, ни расплатой».74