Полное собрание поэтических сочинений

LXXVI

Я и не мыслю отменить
Все прежние распоряженья,
Пускай пришлось бы заложить
Мне все угодья и владенья.
Барр[113], он достоин поощренья:
Ему дарю к соломе мат,
Пригодный для совокупленья, –
Пускай колени не дрожат.

LXXVII

Кому-нибудь заветной доли
Не хватит вдруг. Рекомендую
Во исполненье моей воли
Идти к наследникам. Дарую
Им все, включив кровать большую.
Пусть отдадут! – так и скажи.
А я их всех поименую:
Маро, Провен, Робэн, Тюржи[114].

LXXVIII

В итоге надобно сказать:
Поскольку я распоряженье
Хочу Фремену диктовать
(Он все поймет в одно мгновенье,
Когда не спит), благоволеньем
Никто не будет обойден,
И по французским всем владеньям
Рескрипт да будет оглашен.

LXXIX

Уж сердце бьется еле-еле,
Чирикать больше нету сил.
Фремен, поближе сядь к постели,
Чтоб челядь тщетно слух вострила.
Возьми бумагу и чернила,
Пиши быстрей, чтоб вскоре стало
Известно, что кому могила
Моя подарит. Вот начало.

LXXX

Во имя и Отца и Сына,
Что Богородицей рожден
И с вечным Духом воедино
Как Бог Отец соединен.
Им род адамов был спасен,
Но вот заслуги никакой
У тех, кто верит, как в закон:
Что всякий умерший – святой.

LXXXI

Все умирают, проклиная,
Все смертны телом и душой.
Душа умрет, в огне сгорая,
Плоть превратится в перегной.
Достойны участи иной
Лишь патриарх или пророк.
Я полагаю, пламень злой
Их задниц праведных не жег!

LXXXII

Когда б спросили: «Что за мненье!
Ведь ты совсем не богослов!
Безумное предположенье!»
Я б отвечал: с Христовых слов
Напомнить притчу я готов:
Богач в аду горит в огне,
А нищий выше облаков,
Над ним, в небесной вышине.

LXXXIII

Но, если б увидал богач,
Как тлеет палец прокаженный,
Мгновенно прекратил бы плач
Про рот, тем пальцем охлажденный.
Кто здесь пропойца забубенный,
Спустивший все, вплоть до обуток,
Там свят: напиток благовонный
Дороговат. Ну, хватит шуток!

LXXXIV

Во имя Девы Пресвятой,
Не окочурившись в пещере,
Мне б кончить текст, начатый мной.
Худой, больной, под стать химере.
Трясучки я, по крайней мере,
По милости ее не знаю.
А про другие все потери
Молчу. Итак, я продолжаю.

LXXXV

Во-первых, Троице Святой
Я душу бедную вверяю
И богородице самой
Свою судьбу препоручаю.
О милости я умоляю
Все девять ангельских чинов:
Положат пусть к Престолу, с краю,
Мой самый лучший из даров.

LXXXVI

Великой Матери-Земле
Свое я завещаю тело,
В нем жиру ровно как в золе,
Ведь столько глада претерпело.
Пускай его хоронят смело –
Прах вечно прахом остается.
Что далеко не отлетело,
На место прежнее вернется.

LXXXVII

Потом Гийому де Вийону,
Кто был мне больше чем отцом, –
На все взирая благосклонно,
Был ласковей, чем мать с сынком,
Вернувшимся в родимый дом,
Всегда в несчастьях выручал,
Из передряг спасал, причем
Сам благодарности не знал.

LXXXVIII

Ему дарю библиотеку
И мой про «Чертов здёх» рассказ,
Что переписан человеком,
Наиправдивейшим из нас,
Ги Табари[115]. Стиль груб подчас.
Но содержания значенье
Искупит неуклюжесть фраз.
И все другие прегрешенья.

LXXXIX

Забыла мать моя родная
Давно и радость и покой
Из-за меня. Ей завещаю
Молитву Деве Пресвятой.
Нам нет защитницы иной,
Чтоб наши утолить печали,
С ней – мы за каменной стеной,
Ведь в замках нас не привечали.