— Помню: кто-то бормотал что-то о двадцати пяти тысячах долларов, — подначил Барбер.
— А, стало быть, помнишь! — весело отозвался Смит. — Ну так что?
— Что «ну так что»?
— Хочешь их заработать?
— Слушаю тебя внимательно.
Смит, поднеся руки к лицу, стал их мягко потирать — его жесткие, упругие пальцы сухо потрескивали.
— Есть одно предложение. Очень интересное, должен сказать.
— Что мне предстоит сделать, чтобы получить двадцать пять тысяч долларов? — нетерпеливо спросил Барбер.
— Что ты должен сделать, чтобы получить двадцать пять тысяч долларов? — негромко повторил Смит. — Нужно немножко полетать. Ты ведь летал и за значительно меньшие суммы. — И, как обычно, презрительно фыркнул.
— Само собой разумеется. Что еще?
— Больше ничего. — В голосе Смита чувствовалось удивление. — Только полетать. Ты еще не утратил интереса к моему предложению?
— Валяй дальше!
— Один мой приятель только что приобрел новый, с иголочки одномоторный самолет, марки «Бичкрафт». Отличная, удобная в управлении машина, стопроцентная надежность. — Смит говорил увлеченно, с удовольствием. — Сам он, конечно, летать не умеет. Ему нужен личный пилот, чтобы постоянно был у него под рукой.
— Как долго? — Барбер глядел на него в упор.
— Тридцать дней, не больше. — Смит приветливо ему улыбнулся. — Плата не такая уж плохая, согласись.
— Я еще ничего не сказал, — предостерег его Барбер. — Выкладывай до конца. Куда нужно лететь?
— Видишь ли, он египтянин, — слегка пренебрежительно поведал Смит, будто родиться египтянином — это уже первое несчастье для человека и об этом нельзя упоминать при всех, только среди близких друзей, да и то шепотом. — Состоятельный египтянин, и его страсть — путешествия. Особенно по Франции, особенно на юге. Он просто влюблен в Юг Франции и отправляется туда при первой же возможности.
— Ну и что?
— В следующем месяце ему хотелось бы совершить два путешествия подряд из Египта в район Канн. — Смит не спускал глаз с Барбера. — Конечно, на своем новеньком самолете. Но на третье путешествие у него нет времени, так как он очень занят и спешит. Поэтому он отправится на самолете, совершающем обычный коммерческий рейс, а его пилот последует за ним два дня спустя. Полетит один.
— Один? — Барбер старался мысленно собрать воедино все, что Смит ему изложил.
— Да, один, — подтвердил Смит, — не считая небольшого ящика.
— Ах вон оно что! — Барбер расплылся в улыбке. — Наконец-то всплыл небольшой ящик.
— Да, наконец, ты прав, — искренне улыбнулся ему Смит, испытывая, по-видимому, в душе восторг. — Все уже точно рассчитано. Вес небольшого ящика двести пятьдесят фунтов. На каждом отрезке маршрута вполне надежный уровень безопасности.
— Ну а что в этом небольшом ящике? — хладнокровно осведомился Барбер.
Теперь, выяснив, что ему предлагают, он почувствовал облегчение.
— Тебе непременно хочется знать?
— А что я скажу таможенникам, когда поинтересуются содержимым этого ящика? «Спросите у Берта Смита»?
— При чем здесь таможня?! — возмутился Смит. — Ты с ней не будешь иметь абсолютно никаких дел, твердо тебе обещаю! Когда ты вылетишь из аэропорта в Каире, ящика на борту не будет. Приземлишься в Каннах — тоже. Этого тебе достаточно?
Барбер, сделав последнюю затяжку и погасив сигарету, внимательно изучал Смита: удобно развалился на стуле с прямой спинкой в этой неприглядной, ободранной комнате; вызывающе опрятно, слишком элегантно одет для такой дыры в столь ранний час… «Наркотики, — думал Барбер, — набьет ими этот ящик под завязку…»
— Нет, мальчик Берти, — довольно грубо возразил Барбер. — Этого мне недостаточно. Выкладывай все до конца.
— Так ты еще заинтересован в сделке? — Смит тяжело вздохнул.
— Да, пока заинтересован.
— Хорошо. — Смит явно сожалел о необходимости раскрывать перед ним все карты. — Вот как все осуществится. Тебе предстоит проложить дорожку — слетаешь в Каирский аэропорт несколько раз. Все документы у тебя в полном порядке. Примелькаешься, станешь неотъемлемой частью обычной, законной аэродромной рутины. Таким образом, когда ты полетишь один, — все в ажуре, комар носа не подточит. При тебе лишь небольшая сумка с личными вещами. В полетной карте сказано: летишь в Канны, совершишь две посадки, на Мальте и в Риме, для дозаправки. Итак, ты взлетаешь с каирского аэродрома; на несколько миль отклоняешься от курса. Пролетев определенное расстояние в сторону от побережья, оказываешься над пустыней. Приземляешься на старую полосу Королевских ВВС, которую не используют с сорок третьего года. Там тебя ждут несколько человек… Ты меня слушаешь?
— Слушаю. — Барбер стоял у окна, повернувшись спиной к Смиту и разглядывая освещенную ярким солнцем улицу.
— Ящик погрузят на борт. Вся операция займет не более десяти минут. Когда ты приземлишься на Мальте, никто тебе не станет задавать никаких вопросов — ты следуешь транзитом. Из самолета не выходишь; пробудешь там ровно столько, сколько потребуется для дозаправки. То же произойдет и в Риме. На южный берег Франции прибываешь вечером, до восхода луны. И снова, — Смит объяснял с удовольствием, словно смакуя собственные слова, — уклоняешься немного от курса. Летишь на низкой высоте над горами между Каннами и Грасом. В назначенном месте видишь выложенные определенной фигурой огни. Спускаешься еще ниже, открываешь дверь, спихиваешь ящик с высоты ста футов; захлопываешь дверь, делаешь разворот в сторону моря и приземляешься в Каннах. Все документы в полном порядке; в полетной карте не указано никаких отклонений от курса. Тебе нечего предъявлять на таможне. Вылезаешь из самолета и забываешь о нем навсегда. А мы вручаем тебе двадцать пять тысяч долларов, как я и обещал. Разве плохо?
— Совсем неплохо, — подтвердил с иронией Барбер. — Восхитительный, маленький, старый как мир план, мальчик Берти. — И отвернулся от окна. — А теперь скажи, что в ящике.
Смит снова восторженно фыркнул, словно то, что он собирается сообщить, необыкновенно смешно, просто выпирает из него и он не в состоянии сдержаться.
— Деньги, — сказал он, — только деньги.
— Сколько?
— Двести пятьдесят фунтов банкнот. — Глаза Смита так и искрились от удовольствия. — Двести пятьдесят фунтов тщательно упакованных пачек английских банкнот в очень красивом, крепком, легком металлическом сейфе. Каждая бумажка по пять фунтов.
В этот момент Барберу показалось, что он разговаривает с умалишенным. Но нет, Смит сидит на своем месте вполне здоровый, деловой — за всю жизнь не возникнет ни малейшего сомнения по поводу психического здоровья такого человека.
— Когда мне заплатят? — поинтересовался Барбер.
— После доставки сейфа.
— Мальчик Берти… — Барбер покачал головой.
Смит фыркнул.
— Я же говорил, что ты отнюдь не глупец. Ладно, мы переводим половину — двенадцать тысяч пятьсот долларов — на твое имя в швейцарский банк перед первым вылетом в Египет.
— Ты мне настолько доверяешь?
Милая улыбка вдруг пропала с лица Смита.
— Да, мы тебе настолько доверяем. — Улыбка появилась вновь. — Сразу после доставки груза переводим на твой счет остальную сумму. Прекрасная сделка; в валюте; никаких подоходных налогов. Станешь богачом. Ну, скажем, полубогачом. — И засмеялся собственной шутке. — Все — за какой-то заурядный перелет. Просто нужно помочь египтянину, который обожает Юг Франции и, вполне естественно, сильно обеспокоен нестабильным положением в своей стране.
— Когда я увижу этого египтянина?
— Когда приедешь на аэродром для первого полета. Он будет там. Да ты не волнуйся — будет. Ну, ты, как я вижу, колеблешься? — с тревогой спросил Смит.
— Я думаю, — ответил Барбер.
— Ты ведь займешься этим не в своей стране, — с благочестивым видом святоши успокоил его Смит. — Разве я осмелился бы обратиться там к человеку, который воевал за свою родину? И это не касается англичан, к которым ты, возможно, питаешь определенную слабость. Но египтяне… — Пожав плечами, наклонился, поднял с пола конверт из плотной манильской бумаги, вскрыл. — Вот здесь все карты. Можешь с ними ознакомиться, если хочешь. Маршрут проложен, но все в конечном итоге зависит только от тебя — ведь ты сидишь за штурвалом.