В своих примечаниях (также помещенных в этом томе) Набоков вскрывает некоторые особенности рассказов, вошедших в предыдущие сборники. Среди многого другого, к этому можно добавить жуткое раздвоение пространства-времени («Terra Incognita» и «Посещение музея»), которое предваряет атмосферу таких произведений, как «Ада», «Бледный огонь» и, в определенной степени, «Сквозняк из прошлого»[4] и «Взгляни на арлекинов!». Увлечение Набокова бабочками становится ведущей темой «Пильграма» и сквозит во множестве других рассказов. Но что еще удивительнее, важное место в его сочинениях занимает музыка («Звуки», «Бахман», «Музыка», «Ассистент режиссера»), хотя он никогда не обнаруживал к ней особого пристрастия.
Особенно трогающий меня рассказ «Ланс» возвышенно описывает (как отец сказал мне) всю остроту и многообразие чувств, которые переживали мои родители в пору моего увлечения альпинизмом. Но, возможно, самая глубокая, самая важная для Набокова тема, будь то сюжетная основа или подтекст, — это неприятие жестокости: жестокости людей, жестокости судьбы; и в этой книге примеров тому великое множество.
История с находкой рассказа «Пасхальный дождь», теперь добавленного к настоящему изданию, изложена в примечании Георга Хепе, шеф-редактора гамбургского издательства «Rowohlt Verlag». Вот что он в частности об этом пишет:
«В 1987–1988 годах, когда мы готовили первое немецкое издание полного собрания рассказов, исследователь Набокова Дитер Циммер проверил все доступные библиотеки, как многообещающие, так и почти безнадежные, разыскивая апрельский номер эмигрантской газеты „Русское эхо“ за 1925 год, в котором, как он знал, был напечатан „Пасхальный дождь“. По однодневному пропуску он съездил даже в тогдашний Восточный Берлин, а кроме того, подумывал о посещении Deutsche Búcherei[5] в Лейпциге. Но надежда была слишком призрачной, а бюрократические препоны слишком неприступными. Было и еще одно соображение. Там могло не оказаться копировальной машины.
Когда мы уже опубликовали эти рассказы без „Пасхального дождя“, до нас дошли слухи, что некий ученый из Швеции обнаружил рассказ в Лейпциге. К тому времени „железный занавес“ рассыпался, и Циммер отправился проверить сообщение. И вот он был перед нами — полный комплект еженедельника „Русское эхо“. А „ксероксы“ тогда уже стояли повсюду».
Так «Пасхальный дождь», обнаруженный Светланой Польской, хотя ее имя стало нам известно лишь несколько лет спустя, и переведенный мною на английский в соавторстве с Питером Константайном для весеннего номера журнала «Conjunctions» за 2002 год, нашел свое место в этом томе.
Русский текст «Слова» впервые попал в поле моего зрения весной 2005 года; рассказ этот столь пронзительно эмоционален, что я, прежде чем приступить к переводу, вынужден был подавить в себе некоторые сомнения относительно его подлинности. Это был второй рассказ, опубликованный моим отцом, и первый, опубликованный после убийства его отца и моего деда, В. Д. Набокова, в 1922 году; написанный в Берлине, он был напечатан в 1923 году в одном из январских номеров «Руля» — русской эмигрантской газеты, соиздателем которой в Берлине был его отец. Как и «Ultima Thule», написанный годы спустя, рассказ «Слово» содержит всеобъясняющую тайну, узнать которую нам не дано. Подобно «Нежити» и одному из ранних стихотворений, озаглавленному «Революция», «Слово» проецирует идиллический, добрый мир на варварскую реальность, зловеще означенную местом этого произведения на страницах «Руля»: рассказ Набокова помещен следом за неоконченным фрагментом, вышедшим из-под пера его отца.
4
Бывшее в ходу у Набоковых (на что указывает Г. Барабтарло) русское название романа «Transparent Things» (букв.: «Прозрачные вещи», 1972), по строке из стихотворения Набокова 1930 г. «Будущему читателю»: «Вот холодок ты чувствуешь: сквозняк / из прошлого…» —