Выбрать главу

Но перейдем теперь к следующему вопросу: о том, как материально отражается на России государственное самоопределение Финляндии. С одной стороны, на Россию ложатся все те расходы, которые обусловливаются состоянием Финляндии в составе Русского государства и которые Империи не возвращаются. Затем, Россия несет ущерб невыгоды от тех льгот, которые ею предоставляются Финляндии, от льгот таможенных, тарифных, монетных и т. д. Первая категория расходов заключает в себе расходы по защите государства, расходы по содержанию Министерства императорского двора и Министерства иностранных дел. Я намеренно не упоминаю о взносах взамен исполнения воинской повинности, так как эти взносы мы так или иначе получим. Я не принимаю во внимание доли финляндцев в уплате процентов по общеимперским займам, хотя я думаю, что военные тяготы, для которых, главным образом, и заключались наши займы, должны были бы равномерно ложиться на все части государства. Я не учитываю также доли финляндцев в содержании высших имперских учреждений, например, Государственной думы, потому что мне могут ответить, что, кроме вреда, эти учреждения ничего финляндцам принести не могут. (Слева рукоплескания и голоса: верно.)

Но я думаю, что было бы совершенно справедливо, если бы на финляндцев, точно так же, как и на всю остальную Империю, упадали некоторые совершенно бесспорные расходы, ложащиеся на каждого жителя Империи в сумме: 3 руб. 59 коп. на содержание армии и флота, 10,2 коп. на содержание Министерства двора, 3,9 коп. на содержание Министерства иностранных дел; всего 3руб. 73 коп. на жителя, а если вычесть платимые финляндцами на однородные расходы — я беру в расчет все подходящие расходы, пенсии, лоцию и т. д. — 54 коп. с жителя, то на каждого финляндца придется 3 руб. 19 коп.; а на всю Финляндию 9 625 000 руб. На Россию тягота эта ложится по 6 коп. на каждого жителя, иными словами каждый русский, старик и младенец, женщина и мужчина, за проблематическое право обладания Финляндией платят по 6 коп. в год, а семьей в 5 душ — 30 коп., а каждый финляндец получает льготу от Империи по 3 руб. 19 коп., а на каждое семейство 15 руб. 95 коп. в год.

В расчет этот не вошли таможенные доходы, которые составляют 16 500 000 руб., между тем как наш тариф по финляндской границе — тариф уравнительный, то есть Россия получает в свою пользу тарифные ставки в размере, взыскиваемом на остальных границах, за вычетом взыскиваемых Финляндией. Сопоставляя все это, будет ясно, почему Финляндия, расходуя на каждого жителя совершенно столько же, сколько и Россия, то есть по 15 рублей с копейками, может употреблять на культурные надобности вдвое больше, а на управление, несмотря на все припевы о нашем бюрократизме, втрое больше, чем Россия.

Господа, я привел все эти цифры только для того, чтобы доказать, что развивающаяся государственность Финляндии с материальной стороны особых выгод Империи не приносит. Во всяком случае, потери нравственные, политические и материальные, вызываемые, очевидно, тем, что некоторые общеимпорские дела разрешаются односторонне в финляндском порядке, не могут уравновешиваться теми правами административного законодательства, которые принадлежат нашим Монархам.

Тут много упоминалось об административном законодательстве и законодательстве параллельном. Надо помнить, что права эти весьма шатки, неопределенны и что со времени начала созыва Сеймов в 1863 году эта область еще более сузилась; например, целый ряд законов о самоуправлении сельском и городском, о промыслах, банках, акционерных компаниях, о лесах и многие другие, прежде разрешавшиеся в порядке административного законодательства, теперь давно решаются при посредстве народного представительства. Точно так же целый ряд доходов, как, например, доходы винокуренные, доход гербовый, доход от железных дорог, от прибылей банков, которые прежде поступали в штатный фонд, находящийся в распоряжении Монарха, в настоящее время поступают в сеймовые средства.

Поэтому наивно было бы думать, что посредством административного законодательства можно было бы оградить общеимперские интересы русских граждан в Финляндии. Понятно поэтому, что лица, которые отвечают за интересы России, не могли не чувствовать, не сознавать, что то стремительное центробежное течение, которое неудержимо приняли финляндские дела, все более и более наносило ущерб России. Уже Император Александр Второй делал строгие словесные внушения Сейму, а Император Александр Третий, познав бессилие слов, постановил разработать проект общеимперского законодательства и внести его в Государственный совет. Завершил мысль Императора Александра Третьего ныне благополучно царствующий Государь Император манифестом 3 февраля 1899 года, основные положения которого были приостановлены в 1905 году.

Таким образом, в настоящее время общеимперские интересы ничем не обеспечены, в настоящее время вопрос опять оказывается висящим в воздухе, и картина государственного бессилия является полной. И в это время нам говорят о благоразумии, говорят о том, что необходимо ждать, ждать в то время, когда партнер не ждет, когда ждать значит проигрывать, проигрывать, может быть, наследие отцов.

Не всегда, впрочем, сами финляндцы строили свои расчеты на малодушии русских. Так, например, сенатор Даниельсон-Кальмари еще в таганцевской комиссии заявлял:

И в Финляндии в настоящее время смотрят на этот вопрос иначе, чем в то время, когда он возник впервые. Ныне сознают, что земские чины должны дать свое согласие на отнесение некоторых вопросов, бывших до сего времени предметом финляндского законодательства, к области законодательства общегосударственного. События последних лет привели к убеждению, что изменение в рассматриваемом ныне отношении неизбежно и представляется возможным также и с точки зрения финляндцев. Хотя все еще есть люди, которые считают нашим правом и долгом отклонить требования относительно общегосударственных законов, все-таки мнение это, насколько нам известно, не имеет более значительного числа приверженцев ни на Сейме, ни в Сенате, ни вообще среди нашего народа. Все более преобладающее значение получает мнение, что нам необходимо считаться с взглядами, господствующими «здесь в России», и что мы поэтому должны упорно отстаивать свое мнение, иногда даже в таких случаях, когда мы не убеждены в необходимости изменения постановлений, касающихся законодательной компетенции, так как цель могла бы быть достигнута и без таких мер. Мы, следовательно, можем идти на уступки, лишь бы нам и при новых условиях гарантировано было существование в качестве особого народа с собственным политическим бытием.

Это, конечно, говорилось до событий 1905 года, но и затем в комиссии сенатора Харитонова финляндские члены не отрицали существования интересов и дел общеимперского свойства и предлагали для разрешения их особый способ — способ делегаций, способ, уравнивающий Россию с Финляндией и в конце концов ничего не разрешающий, так как при разногласии финляндских и русских членов этих делегаций большинство вопросов, по мнению автора проекта, должно было оставаться неразрешенным.

Русское правительство предпочитало все-таки изыскать способ решения этих вопросов, в конце концов их разрешающий. Поэтому, господа, позвольте мне в дальнейшем исходить из того положения, что необходимость разрешения вопроса об общеимперском законодательстве установлена. Но тут сам собой возникает вопрос: какая же власть должна решить основной вопрос, то есть самый способ течения общеимперских дел, сущность этих дел, вопрос процессуальный и вопрос материальный? В существе своем тут спор может сосредоточиться на следующем: финляндцы, опираясь на слова Императора Александра Первого, на дарованную им конституцию, на подтверждения незыблемости коренных старинных шведских законов, на возможность отмены сеймовых законов только путем взаимного согласия Монарха и Сейма, приходят к тому заключению, что России принадлежит право решения только в области внешних международных сношений, а что все внутренние дела, хотя бы и обнимающие общеимперские интересы, могут быть законно разрешаемы только в финляндском порядке, сеймовом или административном.